И вянут розы в зной январский - стр. 17

Ох, только не это снова… У Делии сердце щемило, когда Тави задавала такие вопросы. Первое время, Агата рассказывала, дочка часто плакала, будто в самом деле понимала, что произошло. А потом начала спрашивать как ни в чем не бывало: когда он вернется? Просится в зоосад, на детский праздник; а куда ее отведешь? Ведь едва минул месяц…

Хлопок в ладоши заставил их обеих повернуть головы. Агата показала на часы, а потом быстрым жестом соединила два пальца у левой стороны груди.

Конечно. Брошь. Как она могла забыть? Не самое приятное дело, но за окном такая дивная погода, такие облака, и морем пахнет – помнишь ведь? – уговаривала она себя, собираясь, надевая перчатки и шляпку; куда она задевала зонтик от солнца? Ах да, вот он. Большой город уже не пугал: главное – выучить названия нужных улиц, а водитель в трамвае всегда подскажет дорогу. У кондукторов Делия спрашивать не решалась: это обычно были совсем мальчишки, младше нее; они перекрикивались друг с другом, свисая с подножек, и задиристо свистели, засунув пальцы в рот.

Выйти на перекрестке с Бурк-стрит и потом один квартал в сторону Парламента – это она запомнила накрепко. По этой улице тоже ходил трамвай, но зачем ждать, когда можно прогуляться?

Перед самыми дверями магазина она вновь оробела. Агата дала ей непростое поручение, которое сподручно было бы человеку твердому и умеющему убеждать других. Но как же быть, если сейчас она – единственная, кто может улаживать дела?..

Делия набрала в грудь воздуха, насколько позволял корсет, и толкнула дверь. Внутри все было так же, как в первый раз: просторный светлый зал, россыпи сияющих украшений в витринах; за прилавком – высокий худощавый джентльмен лет, наверное, около тридцати, рыжий, как лисица, с аккуратными усами и тонкими чертами лица. Вывеска магазина гласила «Вейр и сыновья: ювелиры, часовщики и оптики», так что, верно, это и был один из мистеров Вейров. Совсем не сурового вида – напротив, очень приветлив, но кто знает, что у него на уме… Господи, хоть бы сердце не колотилось так громко!

Сбиваясь и краснея, она напомнила про заклад, сроку которого оставалась неделя. Нельзя ли отложить еще хотя бы еще на несколько дней?..

– Но, милая барышня, ведь я предупредил вас: три недели.

– Пожалуйста, сэр! – взмолилась она, сцепив от волнения руки.

Ювелир помедлил.

– Что, эта вещь очень важна для вас?

– Да, – почти прошептала Делия. – Сестра получила её на свадьбу от покойного мужа, а ему она перешла от отца. Ей больше полувека – уже фамильная ценность…

Он нахмурился, сухо попросил ее обождать и скрылся за дверью. Вернулся с коробочкой, достал брошь.

– Ваша?

Делия кивнула.

– Тогда вынужден разочаровать: этой вещи едва ли может быть пятьдесят лет.

– Почему? – выдохнула она, похолодев.

– Очень просто: такие надписи в виде полукруглой ленты – видите? – делались исключительно в Западной Австралии. А там, как вы, наверное, знаете, золото нашли только в начале девяностых. То есть броши этой может быть от силы лет пятнадцать, но не пятьдесят.

– Но как же так? – её охватила беспомощность и отчаяние. – Почему же он сказал, что ее сделали в Бендиго?..

– Ну, мало ли, какие у человека могут быть причины солгать.

К горлу подкатил комок, и, прежде чем она успела хоть что-то сделать, глаза набухли горячими слезами. Сгорая от стыда, Делия зажмурилась – хоть бы провалиться, исчезнуть! – и по щекам побежали предательские ручейки.