И в сотый раз я поднимусь - стр. 22
Недаром говорят, что в большом знании заключена великая скорбь. Или, проще, – меньше знаешь, лучше спишь. Не попалась бы Саше умная книга, не пришлось бы переживать из-за вполне невинного поцелуя.
Через два дня ей показалось, что у нее уже начал расти живот. Почему-то единственным спасением, приносившим временное успокоение, стал душ. Она забиралась в ванну, держала над собой шланг и застывала в позе культовой гипсовой статуи «Девушка с веслом» или «Девушка со снопом».
Чтобы окончательно смыть с себя все происшедшее, Саша решила постирать свое нарядное платье. Аккуратно развесив еще недавно так радовавший, а теперь казавшийся траурным наряд, она стала намыливать детским мылом нежный кружевной воротничок, и тут зазвонил телефон.
Кто-то незнакомым мужским голосом назвал ее имя. Сейчас, много лет спустя, она сказала бы о голосе «юношеский», но в те времена даже только что сломавшийся петушиный полудетский голосишко признавался ими «мужским голосом».
Завязался пустой, но чрезвычайно волнующий треп, во время которого Саша все пыталась выяснить имя собеседника и откуда у него ее номер телефона. На эти ее настойчивые вопросы он так и не ответил, поклялся только, что он не из ее школы, никогда ее, Сашу, не видел, но тоже учится в девятом классе, как и она. Наконец незнакомец предложил:
– Давай мы никогда не увидимся, будем общаться только по телефону. Я буду тебе другом, как Горацио Гамлету.
– То есть за тобой останется последнее слово, и ты с ним выступишь на моих похоронах… – подхватила Саша шекспировский сюжет.
– Ну да, ну да, зато тебе будет перед кем выступать с пространными монологами и делиться тем, что невыносимо выдержать одному… – продолжал искушать «мужской голос».
– Например, самым большим кошмаром: еженощным появлением у изголовья моей девичьей кровати призрака классручки в саване и с укоризненно раскрытым задачником по физике…
– Ох, прямо мороз по коже, к такому я не готов…
– Это еще что! Иногда она приводит с собой историчку, у той во лбу горит звезда, на шее – серп, а из головы торчит молот. Причем требует она от меня наизусть декламировать «Манифест коммунистической партии»!
– «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма…» – торжественно вступил собеседник.
– Ха! А дальше?
– Дальше не могу. Священный трепет охватывает…
– Вот и у меня священный трепет, – вздохнула Саша и вдруг неожиданно для самой себя продолжила: – А где гарантия, что весь класс не будет потом потешаться над моими с тобой откровениями?
– Я никого из твоего класса не знаю. Честное слово. Можешь мне поверить.
Саша поверила.
Она была бесстрашна, когда дело касалось человеческого общения. Ей всегда нравилось нырять в ситуацию с головой и не умозрительно, а на деле испытать, что получится. Ее волновали сюжеты, как книжные, так и жизненные. Вот жизнь, видимо ценя истинного и смелого любителя острого сюжета, подбрасывала ей это добро щедрой рукой:
– Держи и расхлебывай, как умеешь!
Саша не принадлежала к тем дальновидным людям, любящим предварительно, с тщательностью шахматных игроков просчитать действия окружающих на сто ходов вперед. Ей нравилась инициатива партнера, неожиданность, пусть даже горькая. В непредсказуемых взаимоотношениях, в переплетениях судеб жизнь виделась настоящей: стервозной, коварной, ветреной, прекрасной – в общем, такой, о которой мечталось.