И снова я к тебе вернусь… - стр. 35
Я смотрела на его лицо, почти отчаявшееся и совсем уставшее; чувствовала всем телом, как он цепляется за меня. Ведь рядом никого, кроме девчонки в белом халате; ни семьи, ни друзей, ни прошлой жизни. Прибежал эндоскопист в белоснежных теннисных тапочках Lacoste, недовольно поморщился при виде кровавых луж на полу и по стеночке нашел чистый путь к голове пострадавшего. За несколько секунд проверил мой диагноз, недовольно крякнул, потом быстро и профессионально запихал мужику в пищевод спасительную штуку, одарил нас с Варей воздушным поцелуем и удрал обратно на прием.
– Девочки, оревуар!
– И вам по тому же месту, доктор.
И вроде как потихоньку все начало прекращаться. Надежда теперь имела вполне осязаемые очертания, мы утроили усилия. В процессе я наклонилась к Варькиному уху:
– Варь, не помню, как больного-то зовут.
Варя посмотрела на меня как на маленького ребенка и так же тихо ответила:
– Господи, да это ж всей питерской таможни начальник. Доктор, ну вы вообще. Василий Семенович Сброжек его зовут.
Я наклонилась к койке и потянула мужика за плечи.
– Василий Семенович, давай, дыши, мой золотой, не засыпай, почти все уже, я обещаю, почти все. Немножко осталось, потерпи, дорогой мой. А то сейчас начну делать больно.
Варя померила давление.
– Уже почти жив, Лен.
Краем глаза я увидела открывающуюся дверь и черную рясу; батюшка с помощницей замерли на входе в палату.
Если сейчас полезет грехи отпускать, убью.
Херувимчик войти не решился, прикрыл дверь и остался в коридоре. Мы с Верой еще около часа скакали вокруг дядьки, проклиная его любовницу-наркоманку двадцатилетней давности, а теперь гепатит С, цирроз печени и, как следствие, расширенные вены пищевода; а также плохую погоду и магнитную бурю, накрывшую наше депрессивное болото. Именно она, эта самая магнитная буря, зараза такая, виновата в ужасном кровотечении. Это было официальное мнение соседей по палате. Зрелище и правда со стороны казалось очень страшным; но двое из четырех мужиков, которые могли вставать, бегали вместе с нами и подавали Варе все необходимое из пристеночных шкафов. Варька в раздраженной истерике орала на добровольных помощников:
– Смирнов, ты зачем в стерильный шкаф грязными руками полез!
– Так ты же сама, Варюша, просила лоток с красной полосой вытащить!
– Ай, ладно, тащи… справа смотри, на верхней полке. Я говорю, на верхней полке… Руки, руки не пихай, говорю, Смирнов!
– Да как же я возьму, если руки не пихать, Варя?!
– Ой, я не могу, опять стерилизовать все заново… боже… да уже неси скорее, Смирнов!
Стремление помочь объединяет больных и здоровых, богатых и бедных; в эту минуту все забыли, сколько заплатили за лечение, какие эксклюзивные услуги должны получить и как тщательно персонал должен пестовать высокое социальное положение своих клиентов. Под конец мужичок совсем обессилел, но остался жить; дыхание стало равным, кровавый кашель прекратился. Соседи по койкам получили массу эмоций; почище, чем сходить на крутой боевик.
– Ну, девочки, респект! Точно помереть не дадите.
Варька довольно улыбнулась в ответ:
– От нас просто так не отделаешься, Смирнов. Не в этой блатной больничке выращены.
Успокоились, поставили капать пару доз крови, решили сделать перерыв и пойти выпить чаю. В коридоре обнаружился херувимчик с бабушкой, про которого я на тот момент благополучно забыла. Сидел в маленьком кресле для посетителей и смиренно ждал. Две женщины, залитые кровью с ног до головы, бледные и напряженные, как стальная нитка, смотрели на него не очень добрым взглядом.