И сколько раз бывали холода (сборник) - стр. 12

Несколько дней спустя Саша забежала в храм – поставить за Андрея свечку. Печально и нежно пел хор. И хотелось верить, что Андрей сейчас там, в этих прекрасных недостижимых садах, где не отцветают вишни и звенящая вода ручьёв омывает белизну камней.

Неожиданно снова ударил мороз. Саша и Захар возвращались после дополнительных занятий. Все учителя в одиннадцатом вели такие уроки: хотели, во что бы то ни стало, протащить ребят через горнило экзаменов.

На городской площади был залит каток. Но холод нереальный, как на другой планете. Саша замоталась шарфом по самые глаза, но ресницы всё равно заиндевевшие и лоб ломит. Захар ведёт её за руку, как будто она ничего не видит. Но она видит – и огоньки в парке, и отчаянных ребят, катающихся в такую погоду на коньках.

– Пошли зайдём, погреешься, – предложил Захар.

Тир. Маленькая будочка в конце парка.

– Стреляла когда-нибудь?

В прежней школе это была для неё единственная отрада – стрелковый кружок. Занятия вёл по вторникам учитель ОБЖ, в прошлом офицер. Это он добился, чтобы в школе появились мелкокалиберные винтовки. Из девочек почти никто в стрелковый кружок не ходил. Но Саша – неизменно. Зрение у неё было превосходное, она сразу поняла, как надо прицеливаться, и руки у неё не дрожали.

Вот и сейчас она не стала возражать, когда Захар, выстрелив сам («Кажется, попал… Попал, да?» – Но хозяин тира покачал головой), зарядил винтовку Саше: «Целиться надо вот так».

Она кивнула. И – в десятку.

– Надо же… Тебе везёт, – удивлённо сказал Захар. – Ну, давай ещё…

Снова десятка.

…Они вышли, унося с собой синий воздушный шар – приз снайперу. Но когда на улице Саша стала надевать варежки, нитка выскользнула из рук, и шар плывущим движением ушёл в небо. Они закинули головы и смотрели, как он улетает. Смотрели, будто ему предстояло стать их собственной звездой.

В раздевалке Люба разматывала длинный шарф.

– Слышали? Какая-то сволочь травит бездомных собак.

Над Любой обычно посмеивались, настолько заядлая она была собачница. И в школу, и из школы её сопровождал эскорт – несколько псов из её двора. Приюта в городе не было, и в такие холодные зимы многие собаки выживали благодаря людям, выносившим им еду, пускавшим в подъезды погреться или мастерившим будки. Этим занимались многие сердобольные горожане, но Люба возилась с животными много больше других. Пристраивала щенков, лечила, если хвори были не слишком серьёзными.

– Она даже бутерброд не может спокойно съесть, – говорил Захар. – Всегда на двадцать кусочков разделит – и в пасти.

А теперь нашёлся кто-то хладнокровно разбрасывавший отраву. Тот, кто пользовался голодом животных – и заставлял их умирать в муках.

– Ну мамаши, – говорила Люба, чуть не плача, – их ещё как-то понять можно. Иду я с Грантом – знаете, да? Белый такой пёсик, лапы в чёрный горошек. Добрейшая душа, наступи на него, он только взвизгнет, но не укусит. Впереди мама с ребёнком, года три ему. Мамаша орёт: «Не тронь собаку! Не тронь!!! Она сейчас тебя цапнет! Не маши руками…» Дитё шарахнулось от Грантика, тот тоже перетрусил, за меня прячется. Ну и кто вырастет из такого малыша, если его с детства запугивать? Но это ещё ладно. А как можно своими руками убивать – и так подло, на голоде играя? Как мне хотя бы моих уберечь? Домой же я всех не возьму…