И пели птицы… - стр. 26
Скоро мадам Азер свыклась со своим новым именем. Она была довольна принятой на себя ролью и полагала, что сумеет быстро и навсегда забыть о своих мечтах. Парадокс, однако же, состоял в том, – тогда Изабель этого не понимала, – что желания ее жили собственной жизнью, подпитываясь холодностью мужа.
Рене Азер видел в рождении новых детей важное доказательство прочности своего общественного положения и подтверждение благополучности брака, несмотря на различия в возрасте и вкусах. С женой он сближался с деловитостью мародера; она отвечала ему покорным безразличием, поскольку других возможностей муж ей не оставлял. Азер овладевал женой каждую ночь, хотя, приступая к исполнению ритуала, стремился, казалось, поскорее с ним покончить. А после никогда ни словом не упоминал о том, чем они занимались вдвоем. Мадам Азер, поначалу пугавшуюся и стыдившуюся, мужнино отношение понемногу начало раздражать; она не могла понять ни его нежелания говорить об этой стороне их жизни, значившей для него, по всему судя, немало, ни того, почему такая невообразимая близость не открывает в ее сознании ни одной новой двери, не образует никаких связей с глубокими чувствами и желаниями, пустившими в ее душе корни со времен детства.
Она так и не беременела, и при каждом наступлении месячных в Азере нарастало отчаяние. Некое отраженное чувство вины заставляло его считать причиной беды себя. Он начинал верить: что-то не так с ним самим – несмотря на наличие двух детей, доказывавших противное; порой в ночной тиши он проникался подозрением, что его постигла кара за брак с Изабель, хотя объяснить, почему и что он сделал дурного, он бы не смог. Постепенно разочарование, которое он испытывал, сказалось на частоте его ночных визитов к жене, однако мысль о медицинском обследовании и поисках целительного средства до того страшила его, что он предпочитал не додумывать ее до конца.
Между тем мадам Азер муж заботил все меньше и меньше. Ныне ее пугал Стивен. С первого дня появления на бульваре дю Канж этого молодого человека – смуглого, с пристальным взглядом карих глаз и быстрыми, порывистыми движениями, – она боялась его. Он не походил на других известных ей мужчин, – на отца, мужа, даже на Жана Детурнеля, который хоть и был молод и романтичен, но оказался человеком слабым.
Поскольку Стивен был моложе ее на девять лет, мадам Азер относилась к нему с некоторой снисходительностью, видя в нем юность, во всяком случае, определенную пору юности, оставленной ею позади. Она старалась думать о нем как о третьем своем ребенке, брате Лизетты; в конце концов, думала мадам Азер, он старше девочки всего на четыре года. В какой-то мере ей удалось заставить себя смотреть на него сверху вниз, но, как она обнаружила, это достижение лишь приправило ее тревоги материнской нежностью.
В воскресенье Стивен встал рано и спустился вниз – поискать на кухне какой-нибудь еды. Он шел по коридорам первого этажа, и шаги его гулко звучали в замкнутом пространстве. В доме еще оставались комнаты, в которых он не бывал, – и другие, в которые заглядывал, но теперь не сумел бы их найти. Пройдя через маленькую гостиную, он вышел в прохладный парк, пересек лужайку. На дальнем ее конце стояла под каштаном скамья. Стивен сел на нее, жевал прихваченный из кухни хлеб и глядел на дом.