И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 2. Павлов без ретуши - стр. 117
– Вот и прекрасно. Значит, вы будете пить сначала полстакана молока в день, потом стакан. Так вы подниметесь до восьми стаканов в день, а затем опуститесь обратно до полстакана. В каждый стакан будете вливать по чайной ложке хорошего крепкого коньяка.
– Но это препротивно.
– Неужели противнее лекарства? Дальше, после обеда вы будете лежать час-полтора. Будете каждый день играть в винт, робера 3–4[11], и будете читать Дюма. И ежедневно гулять во всякую погоду не меньше часа. Да еще будете на ночь обтираться комнатной водой и растираться толстой крестьянской простыней. Стыдно человеку с медицинским образованием в первое время супружества гонять жену по лесам как охотничью собаку и допустить такую грандиозную потерю молока, доведшую до истощения!
Сергей Петрович Боткин. 1882 г. На обороте фотографии подпись: «Ивану Петровичу Павлову – товарищу, ученику и сотруднику на память от Сер. Боткина. 16.III.82»
Я заплакала и спросила:
– Откуда вы это знаете?
– Мне рассказала все Екатерина Олимпиевна. Не плачьте, ведь я не сказал ничего обидного для Ивана Петровича. Он же физиолог, а не медик. И потом я знаю, как он берег вас во время следующей беременности. Любящий муж должен беречь свою жену. Теперь прощайте. Я уверен, что вы скоро поправитесь, если исполните все мои предписания.
Действительно, исполняя точно все его советы, я была через три месяца здоровой женщиной.
Не могу не рассказать попутно следующий забавный случай. Прочла я с интересом «Рокамболь» – роман Понсон Дю-Терайля. Дмитрий Петрович взял у меня эту книгу и, читая, занес в лабораторию, где ее увидел Менделеев. Он взял книгу в руки и сказал:
– Дайте-ка мне, посмотрю, что это за штука.
Это было часа в два-три дня. На другой день он пришел в лабораторию только в четыре часа, бросил книгу и сказал:
– Глупость, страшная глупость. А как начал читать – не мог оторваться, пока не кончил.
Засмеялся и, обращаясь к своим лаборантам, прибавил:
– А вы, верно, все уже прочитали?
Тогда Дмитрий Петрович объяснил ему, что первая читала эту книгу нервнобольная жена брата по совету Боткина.
– Да, и в этом проявился ум Боткина, – проговорил, уходя из лаборатории, Менделеев.
Мне было тяжело хворать, но нелегко пришлось во время моей болезни и Ивану Петровичу. Мы жили тогда в университете, а ходить Ивану Петровичу в лабораторию нужно было на Выборгскую сторону. Дворцовый и Троицкий мосты разводились. Ходил он через Николаевский мост, потом по набережной и переходил на Выборгскую сторону через Литейный мост. Всегда самым точнейшим образом возвращался он к обеду. Когда опыт сильно его заинтересовывал, то после обеда он снова отправлялся в этот длинный путь, и частенько возвращался часа в два ночи без всякого признака усталости, хотя утром опять предстояло такое же путешествие. Так воодушевляло его решение научных задач. И это продолжалось не неделю, не две, а целую зиму. Возможно ли было для меня не удивляться ему и не стараться избавить его от всяких житейских мелочей и забот? Поэтому тяжело мне было переносить свое заболевание, которое плохо отзывалось и на Иване Петровиче.
Надо сказать, что во время этой моей болезни, когда я таяла, как свеча, Иван Петрович говорил мне не раз:
– Верь, если ты умрешь, то я брошу науку, которую, как ты знаешь, сильно люблю, и уеду в глушь земским доктором.