И никого, кроме… Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 15 - стр. 43

– Не вставай, – сказала она. – Я приготовлю кофе.

* * *

После ухода Сары адвокат долго ворочался в постели – знал, что не уснет до утра. Голова, однако, болеть перестала – разговор отвлек от боли, но не успокоил.

В доме было тихо, снаружи тоже не доносилось ни звука, тишина раздражала, Качински не выносил первозданную тишину, дома у него всегда слышны были звуки: из комнаты сына, где круглые сутки то играла музыка, то вопили футбольные комментаторы, то друзья Карела выясняли отношения или обсуждали достоинства и недостатки – просто достоинства и недостатки применительно к чему угодно: сегодня это могла быть Наоми Кемпбелл, а завтра аэробус А-380. С улицы тоже постоянно доносились какие-нибудь звуки – Качински жили в районе более чем престижном, но престиж в наши дни, похоже, связан не с тишиной и спокойствием, а с совсем иными категориями. Как бы то ни было, к звукам адвокат если не привык, то приспособился, а тишина действовала на нервы.

Лежать не имело смысла, и Качински, кряхтя, поднялся, нащупал тапочки, включил ночник, достал из портфеля ноутбук, не стал искать розетку, батареи должно было хватить на три-четыре часа, а больше он работать не собирался, ему и получаса было достаточно, он лишь хотел перечитать документ, о котором не сказал наследникам (так распорядился Стивен), и подумать еще раз о том, что делать, если так и не удастся дозвониться до Саманты, о которой наследники почему-то забывали, вот и Сара беспокоилась, подпишет ли Селия, но ни словом не обмолвилась о Саманте. Может, потому что никто из них так и не воспринял эту девушку, как живого человека? Или решили, что, если ей не достанется ничего материального, то и о духовном беспокоиться не имеет смысла?

Послание, которое адвокат вывел на экран, было написано Пейтоном через сутки после подписания завещания, пришло оно по электронной почте в виде прикрепленного файла, в самом же теле письма было сказано коротко: «Прочитайте, Збигнев, и подумайте. Пишу лично для Вас, ни для кого больше». И хотя не было сказано определенно «наследникам не показывать», это, в принципе, было понятно. Ни для кого – значит, ни для кого.

«Дорогой Збигнев, – писал Пейтон, – я прекрасно понимаю, какие чувства и мысли вызвало у Вас, как у юриста, содержание второй части моего завещания. Рад, что Вы согласились со мной, и теперь я имею возможность распорядиться своим достоянием так, как считаю нужным. Хочу, тем не менее, объяснить Вам то, что, скорее всего, осталось для Вас в прошедшей процедуре непонятным и могло показаться моей блажью. Мы с Вами много разговаривали о моих так называемых экстрасенсорных способностях, и я много раз объяснял Вам, что, по сути, нет у меня никаких особенных талантов, да и не особенных нет тоже. Единственное мое отличие от большинства живущих на свете людей, это то, что я ощущаю себя человеком Многомирия. Собственно, все мы – люди Многомирия, поскольку так устроено мироздание, но ощущает это далеко не каждый, человеческое сознание обычно ограничено решением проблемы выживания в одной-единственной ветви бесконечно сложной Вселенной, которую мы воспринимаем, как наш мир. Иногда рождается ребенок, мозг которого способен воспринимать мир таким, каков он на самом деле. Кстати, восточные мистики умели (а некоторые и сейчас сохранили такое умение) воспринимать Многомирие, они учились этому, не понимая, впрочем, истинной сущности того, к чему приходили в результате многолетних упражнений души и тела.