Размер шрифта
-
+

И не будет больше слёз - стр. 52

– А ты – Бобик!

Арсений остолбенел. Забыл даже прожевать кусок яблока, который только что отгрыз. Так, с набитым ртом, и спросил:

– Пасему Бопик?

– Потому что. – Коротко ответила Серафима и замолчала.

Из-за ее спины вышел Натанэль и с упреком посмотрел на свою Конопушку.

– Серафима, нельзя людей обзывать собачьими именами. И вообще, обзываться нельзя!

– Да?! – со слезами крикнула Серафима. – А ему можно, да?

– И ему нельзя. Он мальчик крещеный, я вижу. Так что вы давайте лучше подружитесь. Ну? Чего ты молчишь?

– Ладно, – буркнула Серафима и посмотрела на ребят. Те стояли с открытыми ртами и не могли понять, с кем разговаривает эта лохматая рыжая смешная девчонка.

– Арсений, ты это… прости меня, – пробормотала Серафима, ковыряя носком туфельки линолеум. – Никакой ты не Бобик, ты Арсений. И вообще, давай с тобой дружить. Я, ты и Маша. Давайте?

Арсений проглотил, наконец, пережеванное яблоко и удивленно кивнул головой.

– Ну… Давай.

Маша молчала. Ей так нравилась огненная озорная Серафима, что она была готова сделать все, что та скажет.

– Значит, мир? – уточнила Серафима.

– Мир – заулыбался Арсений, показывая дырку между передними зубами.

***

Школьные годы летели незаметно. Каждый год Звонаревы ездили в свое Колокольцево, и Серафима с радостью убеждалась, что приход растет и крепнет год от года, а отец Игорь молодеет и светится счастьем.

В школе учителя быстро привыкли к странностям новой ученицы. Когда Серафиму вызывали к доске, она крестилась и быстренько шептала какую-то короткую молитву.

Сначала некоторых учителей это раздражало, некоторым было все-равно, а некоторые умилялись, как, например, учительница математики. Она называла Серафиму «моя богомолочка» и не упускала случая погладить ее или прижать к себе. Своих детей у математички не было.

Дружба Серафимы, Арсения и Маши год от года крепла.

Они везде были вместе – и в школе, и на катке, и в кино. В церковь тоже ходили вместе. Отец Александр нарадоваться не мог на маленьких серьезных прихожан, которых с каждым месяцем становилось все больше и больше. Как удавалось Серафиме без насмешек, угроз, и разных «завлекалочек», приводить людей в церковь, священник понять не мог. А Серафима просто молилась. Молилась за всех вместе и за каждого в отдельности. И вела себя так, что каждому почему-то вдруг хотелось стать похожей на нее – смелой, справедливой и веселой.

***

Однажды, в четвертом классе, самые озорные и хулиганистые, решили сбежать с последнего урока – урока музыки. Серафима была категорически против. Ведь сбежать – это обмануть? А обманывать Конопушка просто не умела. Взять на себя чужую вину, покрыть чужой грех – всегда пожалуйста. Но врать ради своей выгоды – не умела, и все тут…

В общем, половина класса удрала в кино, другая половина тихонько, как мыши, сидела за партами. Вошедший в класс старенький Иван Семенович, оглядел притихших ребят и сразу все понял. Слава Богу, четвертый десяток лет в школе работает. Но все же поинтересовался:

– А где же остальные?

Класс дружно молчал.

– Ну что ж, – печально проговорил Иван Семеныч, – всем отсутствующим «два» в журнал.

– Ой, не надо, Иван Семеныч! – Серафима вскочила со своего места и жалобно посмотрела на учителя. – Это я им сказала, что урока не будет. Вот они и ушли.

Уши у Серафимы пылали жарким огнем, а сама она побледнела так, что учитель испугался. Натанэль стоял рядом и улыбался. Маша и Арсений сидели, опустив головы. Им было стыдно, что они не такие храбрые, как Серафима.

Страница 52