И дети их после них - стр. 41

Маню, вдруг помрачнев, уселся в кресло и принялся прижигать окурком вьющиеся волоски у себя на пупке. В комнате противно запахло паленым.

– Несчастный случай.

– Машина?

– Нет. Один придурок на тусовке. Пес уснул на диване. А тот идиот уселся на него.

– О, черт…

– Сломал ему лапу в четырех местах. Мне никто ничего не сказал. Пока я понял, в чем дело, время ушло. Пришлось резать.

– Ужас…

– Он несколько часов скулил, бедный зверь. Никто даже задницу не приподнял.

Он курил, так глубоко затягиваясь, что слышно было потрескивание табака в сигарете. От его рассказа все переменилось. Присутствие бедной псинки как будто мешало им наслаждаться жизнью. Голова у Антони отяжелела. Он увидел, как кузен снова натягивает футболку.

– Тебе правда хочется получить назад свой байк?

– Чего?

Гранд не сразу ответил, наслаждаясь произведенным эффектом. Он еще раз глубоко затянулся, втянув щеки и вращая круглым глазом. Ворон.

– Байк твой. Если это правда Хасин его стырил, выбор у тебя, прямо скажем, небольшой, приятель.

Он встал и прошел на кухню. Ребята услышали, как он роется под раковиной. Когда он вернулся, покачиваясь и то и дело опираясь плечом о стенку, в руках у него был пакет. Он бросил его в их направлении, но не рассчитал, и пакет тяжело грохнулся на пол.

– Давай. Смотри.

– Это что? – проговорил кузен.

– А ты как думаешь?

Форма пакета действительно не оставляла больших сомнений относительно его содержимого.

– Ну, давайте.

Антони встал, поднял сверток с пола, развернул старую газету. Под ней оказалась еще тряпка, в которую был завернут пистолет. Это был «MAC 50». Он взял его обеими руками и стал рассматривать. Красота. Просто супер.

– Он заряжен, – сказал Маню.

Пушка и правда впечатляла – своей массивностью, размером вкрученных в ручку винтов, ощущением надежности и, если уж на то пошло, своей рудиментарностью. Антони провел пальцем по канавкам выбрасывателя. Кузен встал, подошел посмотреть и тоже потрогал пистолет.

– Покажи.

Антони нехотя отдал ему игрушку.

– Тяжелый.

Гранд снова уселся в кресло и курил очередную сигарету. Казалось, что ему вот-вот станет худо. Он попытался улыбнуться и небрежным жестом стряхнул пепел в пустоту.

– Хорошая штука. Знайте мою доброту.

Кузен положил пистолет обратно на столик. Антони жалел, что сам не прихватил его. Ему хотелось этого просто до чесотки. Интересно, каково это, когда у тебя есть такая хреновина. Такая дополнительная возможность в руках.

– Мы пойдем, – проговорил кузен.

– Да? И куда это ты пойдешь?

– Ладно, Маню…

У Гранда под глазом бешено билась жилка. Одним щелчком он запустил окурок через всю комнату.

– Ну ты наглый, сучонок…

Кузен знаком велел Антони пробираться за ним к выходу.

– Приперся ко мне, пьешь мое пиво, нюхаешь мой кокс на халяву. Ты вообще, что о себе думаешь? А?

– Слушай, – сказал кузен, умиротворяюще подняв руки, – все было клево, но нам надо идти.

– Никуда ты не пойдешь, слышь, ты?

Тут Гранда скрутил приступ тошноты, сдавил где-то за грудиной, огнем обжег пищевод. Какое-то время он пытался пересилить боль, уткнувшись подбородком в грудь и закрыв глаза. Когда он снова открыл их, зрачки его были расширены так, что казались черными озерами, бесстрастными, бездонными. Антони заколотило. Пушка лежала между ними на низком столике. Гранд нагнулся и взял ее в руки.