Хвост Греры - стр. 16
А после… улица.
Верно говорят: отчаянный человек – слепой человек. Несчастное настроение – гарант несчастных событий; я стала той, кто убедился в праведности данного изречения. Был вечер, когда я остервенело листала в телефонной будке толстый пыльный справочник, желая найти адрес хоть одной благотворительной организации, способной выручить попавшего в неблагоприятную ситуацию человека. Тщетно. Организации, где бы они ни были указаны, от меня прятались. Стучались в будку люди, мне приходилось их пропускать, чтобы позволить позвонить. Одного, второго, третьего… Дальше снова страницы справочника…
Единственным фондом помощи, который удалось отыскать, стала организация с влекущим названием «Гавань», и я потратила два часа, сбивая подошвы туфель, для того чтобы до нее добрести. К тому времени изрядно уставшая, очень голодная.
Узкий проулок, вонь от мусорных бачков, заколоченная дверь и свежие граффити на глухих окнах – вот и все, что мне удалось найти. «Гавань» не то разорилась, не то давным-давно переехала, о чем забыли сообщить желтым страницам.
Жизненный тупик, полная безнадега. В Нордейле у меня не было ни друзей, ни знакомых; очередная неудача ударила новой волной отчаяния. Выскользнула прямо на пыльный асфальт из ослабевших пальцев сумка…
Человеку не может так не везти, не должно.
Сидящий неподалеку бомж жевал толстый сэндвич – очень большой, наверное, вкусный. Мне не стоило даже открывать рта, он все понял по моему голодному взгляду, спросил: «Показать, где найти?»
И я кивнула. До сих пор помню тот внутренний стыд, который испытала, согласившись испрашивать совета у бездомного.
Бомж указал на заднюю дверь одного из ресторанов неподалеку, где в больших черных мешках на задворках складывали просроченную еду, предназначенную для утилизации. Один мешок был развязан.
– Смотри, тут, – он даже достал для меня схожий сэндвич, – целый пир, а?
И удалился, заняв прежнее место на тротуаре у стены.
Ветчина смердела так, что я не решилась ее откусить, хлеб отдавал плесенью – хотелось плакать. Бутерброд отправился обратно в мешок.
А дальше ночь, проведенная на улице. Никогда раньше я не пыталась ютиться на лавке в неудобной позе, никогда раньше не вздрагивала от любого шума, не пыталась укрыться тонкой курткой из сумки от прохладного ветерка. И если справить нужду за кустами я все-таки решилась, то пить из фонтана – нет.
И потому отправилась в магазин.
Мне просто нужна была бутылка чистой питьевой воды. Мелочи, найденной в карманах джинсов, должно было на нее хватить. И хватило бы… Если бы, пройдя в отдел готовой еды, я не залипла глазами на только что вынутую из печи и водруженную на полку слойку с курицей. Еще горячую, пахнущую и выглядящую как небеса для оборванца…
Никогда раньше я не воровала. Не собиралась и в тот раз. Но у любого человека случается предел выносливости, когда взывать к разуму, а точнее его отсутствию, начинают инстинкты. К тому времени я нормально не ела третьи сутки, и, кто знает, отчего мне вдруг показалось, что сунутый в нагрудный карман мешок со слойкой – такой маленькой, такой нужной мне в этот момент – никто не заметит. Должны быть среди черных полос белые, даже если очень узкие. Я знала, что когда-нибудь обязательно верну недостачу кассирше, найду способ, как сделать это благовидно – я не воровка, я просто взаймы…