Хуже не будет. БутАстика – 2. Мистика, ужасы. Рассказы - стр. 11

Словно в подтверждение его мыслей, из-за двери прозвучало:

– Они придут.

– Уже сообщили?

– Да, сразу же. Они придут.

Его не смогла обмануть кажущаяся логика услышанного. Вроде бы речь шла о родственниках погибшей, но он-то уже знал: это очередное сообщение для него. Они придут. Это так же очевидно, как и наличие силы всемирного тяготения.

Возвращаясь домой, он отовсюду слышал зловещую фразу. «Они придут», – говорили друг другу и в телефоны прохожие. «Они придут», – шептались между собой пассажиры маршрутки. «Они придут», – делились новостью дети во дворе. Даже ступив за порог и закрыв на оба замка входную дверь, он услышал, как тишина его одинокой квартиры многозначительным вязким молчанием сообщила ему: «Они придут».

Когда стремительно почернело небо, он всюду зажег свет. Затем исследовал каждый закуток ставшей вдруг незнакомой квартиры, каждый шкаф, каждую тумбочку, каждый ящик стола. Не остался без внимания ни один предмет мебели – он заглянул в каждый и под каждый из них. В конце концов перевернул все вверх дном, а напоследок открыл даже унитазный бачок.

Он не смог бы ответить, что именно искал. А точнее – кого. Просто хотел убедиться, что «они» еще не пришли. И все же, скорее всего, он надеялся найти их, потому что уже хотел, желал, чтобы нестерпимая мука ожидания поскорее закончилась. Неважно чем. Ждать больше не было сил.

Не выключив света, он лег на кровать, понимая, что вряд ли заснет. Когда, мигнув, погасли все лампы, он даже на миг не допустил мысли, что это всего лишь технические неполадки. Он был уверен: это «они», и, затаив дыхание, напрягся, сжавшись в комок. Несмотря на окружавшую его полную тьму, он хотел зажмуриться, но осознал, что не может этого сделать, словно веки оставались последней преградой, отделяющей его сознание от небытия. Его взгляд, словно сам по себе, не подчиняясь более его воле, переместился к окну. В темноте окна не было видно, но память услужливо нарисовала в сознании прямоугольник – черным по черному. Траурной рамкой по мраку. Он вдруг с ужасом вспомнил, что не задернул шторы. Это значило, что он всматривался сейчас прямо в небесную тьму. А скорее, это как раз тьма всматривалась в него – намеченную к скорому закланию жертву. Вспомнилось утреннее видение: могильно-черное небо, пропитанный запахом тлена воздух. Теперь оставалось дождаться, когда разверзнутся огненной трещиной небеса и протянут к нему змееподобные щупальца. Он больше не думал о том, что это всего лишь больные фантазии разыгравшегося воображения. Теперь он был твердо уверен, что именно так и случится. Они придут, они придут, они придут…

Он так и не дождался подтверждения своей непоколебимой уверенности. Санитары из морга пришли за ним лишь на третий день, когда пропитавший комнату запах смертельного страха разбавил сладковатый душок начавшегося разложения.

Паровоз, вяло шевеля колесными дышлами, устало отфыркивался, окутывая перрон клубами пара. Поезд почти остановился, а мне все еще казалось, что он прибыл с одной только целью: уничтожить меня. Подмять, раздавить, изрубить тяжеленными ножами-колесами.

Наверное, эта глупая фантазия посетила мою голову оттого, что я в принципе отвык от поездов. А к паровозу в роли локомотива вряд ли уже и привыкну. Он представлялся нелепым и жутким, словно оживший динозавр. Может, именно из-за этого и сам поезд вызывал во мне чувство невольного отторжения. Глупо, конечно. Учитывая, что это была не длинная железная гусеница из воспоминаний молодости, а всего лишь куцый огрызок: за паровозным тендером пристроилось всего три вагона – два пассажирских и крытый грузовой. Все они, потрепанные и грязные, выглядели очень старыми. Да и откуда взяться новым? Последние двадцать лет все мы донашивали то, что осталось от лучших времен.