Хунхузы: необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке - стр. 17

Лагеря и зимовья хунхузов находились в наиболее труднодоступных лесных уголках. Лагерь шайки носил название диинцзы («земляной лагерь»), что объяснялось наличием укреплений в виде земляного вала и частокола. Круглое в плане укрепление со всех сторон окружало расчищенное пространство, обеспечивающее хороший обстрел атакующего противника. Запасы воды и пищи позволяли шайке выдержать в лагере многодневную осаду. В случае необходимости опорным пунктом шайки могла служить обычная деревенская усадьба, состоявшая из многочисленных глинобитных построек, сгруппированных вокруг внутреннего двора и обнесенных высокой саманной стеной. На подступах к лагерю или временному биваку хунхузов со всех сторон выставлялись часовые, именовавшиеся каньшуй ды («глядящие в воду»). Проверкой караулов занимался специальный «офицер», носивший название люшуй ды («обтекающая вода»). Названия часовых и их начальника намекали на своеобразный порядок проверки караулов, когда «офицер» старался подобраться к часовому незаметно, а последний должен был вовремя заметить его и окликнуть. Часовому, прозевавшему проверяющего, грозило наказание.

Как правило, на зимовку в лагерях хунхузов оставалась только очень незначительная часть «братьев» – самые закоренелые преступники, окончательно ставшие изгоями общества. Все прочие, включая атаманов, предпочитали коротать зимние месяцы в семьях деревенских побратимов или в городских притонах.

Весеннее таяние снегов и пробуждение природы означали для жителей Маньчжурии и российского Дальнего Востока начало сезона хунхузских набегов. «Братья» окольными путями возвращались в лесные лагеря, чтобы встать под знамена атаманов. Пустые карманы и бледные испитые лица могли многое рассказать о занятиях хунхузов в дни долгого сезонного «отпуска». Кто-то без удержу проигрывал шальные деньги, кто-то пил. Иные наслаждались обществом доступных женщин, а иные изо дня в день отправлялись в призрачный мир опиумных грез. Теперь наступало время работы и поста. «Братьев» ожидала летняя добыча, и жадные огоньки злого нетерпения заставляли вздрагивать прохожих, случайно поймавших взгляд встречного бродяги. В пору обеспеченного зимнего безделья «братья» любили щегольнуть красивой одеждой. В 1899 г. газета «Владивосток» писала: «По представлению русских, китайский разбойник-хунхуз – нечто вроде нашего бродяги – оборванный и обтрепанный. Это заблуждение. Наоборот – он всегда богато одет, не похож на простого чернорабочего; по виду он скорее купец, конечно, до тех пор, пока не проиграется, как говорится, в лоск». В лагере «братьям» предстояло переодеться в простую и удобную походную одежду. Одинаковые куртки и штаны из грубой синей или черной дабы, головные повязки, мягкие кожаные улы с обмотками и неизменные патронташи делали хунхузов похожими на солдат. О походном скарбе хунхуза можно судить благодаря следующему случаю. В начале января 1896 г. несколько казаков из станицы Платоно-Александровской отправились на охоту за озером Ханка. У китайской границы охотники заметили китайца, бредущего вверх по течению речки Усачи. Направившись в ту сторону, откуда пришел незнакомец, мужики наткнулись на место его ночевки. При этом выяснилось, что для обогрева китаец сжег целый стог казацкого сена. Один из охотников, урядник Алексей Соловьев, кинулся за китайцем, который, заметив погоню, бросил поклажу и выстрелил в казака из винтовки. Промазав, китаец скрылся в лесу, оставив казакам свои вещи. В заплечном вьюке лихого незнакомца оказались три пистонных ружья, 78 патронов, 72 круглые пули, 5 винтовочных гильз, нож, сумка из изюбриных лап, трубка для курения опиума, напильник, холщовый мешок и шкурка дикой козы.