Хрустальный кубок, или Стеклодувы - стр. 5
Они подвели мадам к креслу и усадили, та отирала слезы – так глупо, говорила она, не выдержать и расплакаться, и как стал бы смеяться над ней Робер. Через несколько минут она успокоилась и в достаточной мере овладела собой для того, чтобы осознать то обстоятельство, что ее племянник хотя и выказал большую радость, обнаружив родственные отношения между ними, но в то же время был в некотором недоумении: его тетушка и кузина оказались скромными провинциалками, а не высокородными титулованными дамами и не могли похвастаться ни обширными поместьями, ни замками, пусть и разрушенными.
– Но самое имя Бюссон, – настаивал он. – Я привык думать, что мы принадлежим к аристократическому бретонскому роду, который известен с четырнадцатого века, что мой отец, мастер-дворянин, сделался гравировщиком исключительно для своего удовольствия, что наш девиз – «Abret ag Aroag», то есть «Первый и главный» – принадлежал средневековым рыцарям Бретани. Неужели вы хотите сказать, что все это неправда?
Мадам Дюваль смерила племянника скептическим взглядом:
– Ваш отец был первым, наиглавнейшим и самым неисправимым выдумщиком из всех, которые только существуют на свете, – холодно сказала она, – и если Робер рассказывал эти басни в Англии, у него, несомненно, были на то свои основания.
– Но шато Морье, – возражал изобретатель, – замок, который крестьяне сожгли до основания во время революции?
– Это простая ферма, – отвечала его тетушка, – и она так и стоит с тех самых пор, как ваш отец родился там в тысяча семьсот сорок девятом году. Там до сих пор живут наши родственники.
Племянник уставился на нее в полном недоумении.
– Здесь, наверное, что-нибудь не то, – возразил он. – Моя мать, наверное, ничего об этом не знала. Разве что… – Он внезапно замолчал, не зная, что сказать, и по выражению его лица тетушка поняла: ее откровенные слова разрушили некую иллюзию, которую он лелеял с самого детства, его уверенность в себе поколеблена и он, возможно, стал сомневаться в своих силах.
– Скажите мне только одно, – попросила мадам Дюваль. – Она была вам хорошей матерью?
– О да! – воскликнул он. – Самой лучшей на свете. А пришлось ей нелегко, должен вам сказать, после того как мы остались без отца. Но у матери были хорошие друзья среди французских эмигрантов. Они помогали нам деньгами. Мы получили отличное образование в одной из школ, основанных аббатом Карроном, вместе с детьми других эмигрантов – Полиньяков, Лабурдоменов и прочих. – В голосе его послышались горделивые нотки. Он не заметил, как его тетушка поморщилась, когда он произносил имена, которые она и ее братья ненавидели более пятидесяти лет тому назад.
– Моя сестра, – продолжал он, – компаньонка герцога Палмелы в Лиссабоне. Брат Джемс живет в Гамбурге, у него там свое дело. А сам я надеюсь с помощью влиятельных друзей выпустить на мировой рынок лампу собственного изобретения. Нам нечего стыдиться, ни у кого из нас нет для этого никаких оснований, у нас прекрасные виды на будущее… – Он снова замолчал, остановившись на полуфразе. На его лице мелькнуло оценивающее выражение, странным образом напомнившее его отца. Эта тетушка из провинции, конечно же, не принадлежит к аристократии, но, может быть, у нее водятся деньги, которые она отложила на черный день?