Хрустальная слеза - стр. 3
Виктория почувствовала сильный спазм в голове. Это её отвлекло. Придя в себя, она донесла своё тело до кровати и легла. Глядя в потолок и не двигаясь, она пролежала пять часов. Мысли стали пробуждать её: «Как же она не смогла распознать притворство Виктора? Его лживость и бездушие он прятал в дешевых проявлениях – от милой, хорошей Вики, Викулечки до… ПРОЩАЙ. Цветы, конфеты, признания… Это был обман…
Как же всё отвратно…
А что теперь мне делать с этой раздирающей, невыносимой болью?
Теперь только мама! Мамочка меня поймёт. Она мне скажет, подскажет и поддержит».
И через сорок минут Вика неслась в электричке в Павловский Посад.
Боль и страдания со скоростью электрички и отбивающим стуком колёс врезались в плотные слои неокрепшего понимания восемнадцатилетней девочки, столкнувшейся с цинизмом и предательством. Стихия жизненного урагана внезапно и безжалостно ворвалась в юность Вики, разрушив её замки любви, верности и надежды. Она чувствовала себя камнем, падающим в бездну, падающим в безысходность.
В состоянии полной раздробленности и униженности, еле-еле переставляя ноги, она подошла к дому. К месту, где энергия рода, крови, корней, распахнула свои объятия в готовности вылечить её от губительного недуга.
Виктория открыла родную калитку, прошла по родной тропинке к дому, вошла в дом, увидела маму и, облокотившись на косяк двери, медленно скатилась на пол…
Мама в испуге подбежала к дочери: «Вика, Вика, что с тобой, доченька?»
У Вики не было ни слёз, ни сил, и когда она что-то пыталась сказать маме, вместо слов были слышны приглушённые сиплые звуки.
Вика не могла говорить, у неё пропал голос.
Маме бросились в глаза округлые формы фигуры дочери, и она всё поняла. Сердце её сжалось, но виду показывать не стала. Она с материнской любовью стала ухаживать за Викой. Поить травами, разговаривать, успокаивать.
Смотреть на состояние Вики было невыносимо. Она время от времени открывала рот и в молчаливом бессилии ловила в воздухе спасение, надеясь, что любой глоток воздуха вернёт голос, но ответ был безжалостен. Немота своим безмолвием убивала. Глаза Виктории широко открывались, как бы спрашивая: «За что?» И слёзы катились по её лицу, жалуясь на неокрепшую, непорочную юную невинность.
Прошёл день, второй, третий – голос не возвращался. На пятый день Виктория впала в неподконтрольное состояние неосознанного безумия. Она уже не плакала, не хватала ртом воздух, она лежала, и её глаза наполнялись безумием. Викины руки соединились в движениях, как бы грея одна другую, потом ноги стали сгибаться и разгибаться в коленях, и эти импульсивные движения захватили её и стали неистово набирать учащённость. Она вскочила и побежала на кухню, что-то ища, она металась по всему дому. Подбежала к кровати, схватила подушку и с ожесточением принялась бить ею кровать, диван, стол – всё, что ей попадалось на пути её передвижения. Подушку бросила на печку, и от возгорания её спасла вовремя подбежавшая Татьяна Анатольевна, которая не понимала, как она себя сдерживала, наблюдая за дочерью, которая металась по дому. Её безумный взгляд приводил в ужас Татьяну Анатольевну. Она в трагическом молчании смотрела на дочь и с силой понимания матери и с мучительной болью ждала выброса страданий её любимой Виктории.