Хрупкие связи. Как раненый нарциссизм мешает нам жить в мире с собой и другими - стр. 16

Пустота терпеть не может саму себя. Потому что она знает, что это не нормальное состояние нашего внутреннего пространства. Заставляет нас искать хотя бы что-то снаружи, чтобы заполниться: новых людей, достижения, покупки, яркие эмоции. Но сколько бы мы ни старались, ничто не дает долговременного эффекта, потому что заполнить внутреннюю пустоту извне невозможно.

Пустота не равна апатии или депрессии, хотя может быть с ними связана. Она глубже. Это структурное, почти фундаментальное ощущение отсутствия жизни там, где должна быть ее энергия. Там, где должно быть чувство нашего подлинного, Реального Я.

Пустота снова кричит о нераспознанности. О том, что у нас нет связи с тем, кто мы на самом деле, и эта потеря должна быть признана. И тогда мы поворачиваемся в сторону себя, тех процессов, которые должны для себя совершить. Вместо того чтобы чинить и исправлять то, что никогда не было сломанным…

Однажды мы с клиенткой разбирали, почему у нее совершенно нет свободного времени. Она работала, училась, занималась домом, детьми, всегда была чем-то занята. Конечно, она уставала, но позволить себе отдохнуть было для нее чем-то невозможным. Я объяснила, что какими бы невыносимыми ни казались симптомы, они все равно легче того, с чем мы не готовы столкнуться.

В какой-то момент я сказала:

– Кажется, даже сейчас вы торопитесь. Как будто вам нужно найти правильный ответ.

– А иначе зачем мы здесь? – ответила она.

– А что, если вы позволите себе немного затормозить и не спешить?

Она задумалась, а потом тихо сказала:

– Тогда мне станет слишком тревожно.

– Понимаю. Но что произойдет, если вы не будете заполнять наш контакт быстрыми словами или действиями? Если просто останетесь в этом состоянии?

– Не знаю… – Она замолчала, а потом добавила: – Возможно, я увижу пустоту.

Эта пустота ее пугала. Она призналась:

– Я столько работаю над собой, чтобы в итоге обнаружить это? Какой ужас.

– Хочу напомнить вам, что прямо сейчас вы продолжаете существовать. Вы здесь, растерянная, задумавшаяся. Это тоже вы. Что будет, если вы позволите себе быть такой и я вас такой увижу?

– Вы подумаете, что я скучная и глупая. И тогда скажете, что работать со мной неинтересно, и мы закончим терапию.

Мы стали исследовать этот страх. Я спросила:

– Должно быть, тяжело все время стараться выглядеть «правильной» клиенткой?

– Если честно, я этого даже не замечаю. Это привычно для меня.

Тогда я уточнила:

– То есть вы боитесь, что я не выдержу вас задумавшейся, без готовых ответов?

– Да.

– А если бы вы могли честно сказать мне, как вам удобно, что бы это было?

– Наверное, что мне нужно больше времени. Я не из тех, кто все схватывает на лету.

Постепенно она начала вспоминать:

– Когда я была другой, не как все, меня высмеивали. Это было так больно. Я поняла, что лучше ничего своего не показывать. «Молчи, за умную сойдешь». Но теперь мне кажется, я не просто не говорю, но и не чувствую ничего своего.

– Понимаю. Если любое проявление индивидуальности оборачивается болью, рисковать быть собой становится слишком опасно, – сказала я.

– Да, – согласилась она. – Это грустно: я так долго боялась своих чувств, что перестала их замечать.

– Очень печально. Но хочу обратить ваше внимание на то, что, конечно, вы постоянно чем-то наполнены. Но поскольку ради внешних контактов вы разорвали связь с собой, то это ощущается как пустота.