Хрупкие дети земли - стр. 20

Ночей, проведенных в душном кабинете главного охранника, становилось все больше и больше, и однажды удельный вес тьмы превысил все остатки света. Требли и другие, кто издевался над ним и его братьями, пребывая в пьяном угаре, тем не менее, стали догадываться, что издевательства даже над ненужными никому роботами, могут  повлечь за собой не столь приятные, как избиения хлыстом или «дуэли ублюдков», последствия.

Поэтому они стирали память Уильяма. Любую, которая не касалась этих ночей в подвале. Снова и снова, многократно тыкая пальцами на скрытые под его кожей кнопки, они очищали его карту памяти, наверное, надеясь, что если в памяти робота останется только то, как они мучили его, он, наконец-то, «будет помалкивать и знать своё место». Один, второй, третий…у них были разные вкусы: кто-то больше всего любил «работать» хлыстом, – пока кожа привязанного перед ним андроида не начинала напоминать лоскутное кровавое одеяло. Хотя…это слишком поэтичное сравнение. Лучше так: пока куски плоти не долетали до них, и рука очередного охранника не начинала ныть от долгой «работы» по укрощению очередного «гребаного ублюдка»…кто-то обожал «дуэли», во время которых двух андроидов, – желательно, чтобы они сидели в одном блоке и в соседних камерах, и до дуэли могли хотя бы иногда видеть друг друга, – ставили напротив, выдавали им пистолеты и говорили стрелять «на счет десять». Уильям отчетливо помнил каждый ствол, нацеленный на его обнаженную грудь.

…Сталь блестела в тусклом свете раскачивающейся потолочной лампы, он должен был выстрелить, и…не мог.  Его рука, в которую несколько минут назад охранник вставил пистолет, тряслась так сильно, что Требли захохотал и схватился за живот…а Уильям все никак не мог нажать на спуск.

Мутный, соленый пот застилал глаза крупными каплями, бежал по вискам, пропитывал светлые брови и падал на каменный пол подвала. Андроид был уверен, что слышит звук каждой упавшей капли. В ушах звенело и смеялось. Пространство хохотало, и, наконец, сошлось на круглом дуле черного пистолета, зажатого в руке другого андроида. Уильям не знал, как его зовут. Официально они были только андроидами и fucking dead, – «гребаными мертвецами» или просто «ублюдками» – в зависимости от того, какое обращение больше нравилось людям в тот или иной момент времени.

Тот, другой андроид, смог нажать на курок. Звук холостого спуска застал Уильяма на половине вдоха. Вокруг все снова засмеялось, захохотало. Открыв глаза, Уильям посмотрел на своего брата. Крупная капля пота просочилась через бровь, упала и скатилась по щеке. Смех стал громче, – страх «мертвецов» перед смертью всегда вызывал у Требли и его друзей бурю эмоций. Теперь звучали даже аплодисменты.

Кто-то вышел из группы охранников, и, улыбаясь, подошел к Уильяму. Звонкий, резкий удар по обнаженному, мокрому от пота плечу, и слова, сказанные шепотом у самого уха: «Это мы тоже оставим тебе на память».

Уильям запрокинул голову к небу. Если бы мог, – взлетел бы ввысь, и врезался в эту необъятную, предгрозовую тьму, душную от набухшего дождя и глухого рокота земли. Обрывок памяти исчез, успокоился, встал на свое место, – в ряд таких же полустертых файлов. Теперь, после перепрошивки операционной системы, они стали мелькать в его памяти особенно часто и ярко, – так, словно он все еще был заперт в высоком стеклянном кубе с крохотным окном, и только одна грань камеры была настоящей, каменной стеной. Дыхание стало ровнее и тише. Уильям посмотрел в громадное окно стеклянного дома Авы Полгар. И понял, почему дом ему не нравится. Он – как его прошлая тюрьма. Вот только узником в этот раз был не он.