Хроники ускоренного сердцебиения (сборник) - стр. 5
Я мог бы вены вскрыть и показать
Голубоватый синий гелий…
У нас у всех отмеченная стать.
Когда бы я открыл в церковном храме,
Что долго будешь мыкаться со мной,
Как я хотел в людском житейском сраме
Сродниться навсегда с твоей душой.
Стирать, готовить и взбивать подушки —
Куда как проще этот вариант.
Сгодится борщ хохлушки-хохотушки,
Уже я бы вырвал у судьбы сей грант!
А мне узнать одну во всей вселенной
И сделать верный выбор на земле,
Но как расслышать голос сокровенный
И облик разглядеть в кромешной мгле?
К чему писать? Как озаренья свыше
Я ждал тебя: «Люблю – и под венец!»
Как я метался, мне сводило крышу —
И вдруг во сне: «Промедлишь и конец!»
Сто лет прошло, как мы с тобою вместе,
Все так же взгляд я трепетно ловлю,
Пусть нет борща, но снова честь по чести
В душе звучит: «Люблю тебя, люблю!»
Люблю за все, как божий дар поэта,
Люблю за все, не ведая кручин,
Как царственно танцует, как одета,
Как сносит крышу у других мужчин!
Но ей давно сказал, что я, наверно, гений,
Она лишь улыбнулась: «…не смеши!»
Потом разделась, показала вены,
Мы в голубом плескались от души.
Летние посиделки
Ой! Девчонки мои вы зазнобушки,
На скамейке, как стайка птенцов.
Дорогие, родные воробушки,
Как вам хочется белых венцов.
Лейтенант холостой и невенчанный,
Средь садов деревенских гулял.
Красно солнышко грело застенчиво,
И петух своих клушек гонял.
Ну а вы же стреляли глазенками,
Поправляли волнительно грудь,
Все мечтали о люльках с пеленками
И ко мне вам хотелось шагнуть.
Гнал пастух свое стадо в ночлежницу,
Семенил рядом важный щенок,
Закрывалась напротив лечебница,
Где-то в кузне стучал молоток.
А из клуба неслись звуки музыки,
Приглашая к себе молодежь,
И шагнул лейтенант к юной публике
И спросил: «Ты Иришка пойдешь?»
«За тобой на край света, мой суженый,
Хоть сейчас я готова умчать
А пока, лейтенант мой заслуженный,
Ты веди меня в клуб танцевать!»
Женщине
Мы в крови потопили знамена
И дыханьем согрели мы павших,
Мы молитвы железом каленым
Выжигали на лозунгах наших.
Кто попросит за нас Божью матерь
Сохранить наши жизни и души?
Кто пойдет на Голгофу и паперть,
Кто окликнет внутри и снаружи?
В полутемном расписанном храме
Мы очнемся, крестясь на закате,
Божья Матерь в серебряной раме
И красавица в скромном наряде.
Что-то женщина молит сквозь слезы,
Что-то просит дочурка у Бога,
Где-то вновь распускаются розы,
А ведь надо совсем нам немного.
Только Женщина знает Мужчину:
Сына, брата, любимого мужа.
Только в ней я обрел половину,
Только ей распахнул свою душу.
И затеплилась вера во взгляде,
Словно синее небо во храме…
Плачет Женщина в скромном наряде,
Божья Матерь в серебряной раме.
Наши руки (Ирине)
Мы держались за руки и грелись
Средь горгулий на старой стене;
Мы крестились со всеми и спелись
С римским папой в чужой стороне.
И в мечеть мы, обнявшись, проникли,
Где мулла совершал свой намаз,
Молча слушали, но не постигли
Этой музыки странной для нас.
Мы не знали, что делать в Париже
На богемной толкучке мирян,
Лишь глаза опускались все ниже
На беспечной тусне парижан.
Даже Рим не казался нам вечным,
Ватикан – с поголовьем крестов —
Только руки сжимались все крепче
Неразрывною связью мостов.
Мы в пещерах загадочных пили
Ледниковую воду с вершин,
Мы ладони сплетали и плыли
По морям без особых причин.
И вставали заморские Луны
В непроглядных просторах зари,
И звенели испанские струны,