Хроники спекулянта. В поисках утраченного антиквариата - стр. 27

Разумеется, Голубкин сидел ровно напротив меня. Он потерял дар речи. А я продолжал развивать эту тему, пока не был выдворен из кабинета начальства с беспомощными и жалкими угрозами.

По долгу службы мы были обязаны инспектировать свалки на случай, если кто посмеет выбросить отходы цветных металлов. За нами был закреплён полигон «Тимоховское». Это бескрайнее поле до горизонта, полки огромных крыс, туча ворон, вонь, столбы дыма и люди, которые бродят по свалке и что-то ищут. Городские свалки всегда именовались полигонами. Видимо, по ночам там проводились испытания различных типов вооружения и военной техники.

Помню, как при мне привозили мешки с табаком, мешки с шоколадными конфетами, останки электроприборов, а однажды видел, как выгружался самосвал со старинной мебелью из Театра Вахтангова. На свалке есть абсолютно всё: любая продукция, любой товар.

Больше всего меня поразили люди, которые бродили по свалке в респираторах, вооружённые длинными палками с крючком на конце. Все с мешками, куда складывались находки. Эти люди делились на две основные группы.

Одни жили прямо за воротами свалки. Там стояли палатки или домики из подручного материала, которого полно на свалке: фанера, сайдинг, листы сухой штукатурки, алюминиевый гофр и прочая ерунда. Все домики с одним окном и обязательной трубой, торчащей из стены, – отопление. Там и дети бегали, и бельё висело: обычная трущобная жизнь.

Другие люди приезжали на старых дешёвых автомобилях-«помойках», переодевались и не спеша шли на работу – ловить удачу на свалке.

Собирали всё, что можно продать. В конце дня приезжали скупщики.

Финал фильма 1958 года «Пепел и алмаз» Анджея Вайды происходит на свалке. Поверьте, ничего не изменилось. Название фильма и романа Ежи Анджеевского взято из стихотворения польского поэта Ц. Норвида:

Регулярно мы посещали райкомы КПСС с отчётами об успехах. Как-то раз я пришёл в здание райкома партии Волгоградского района на приём к нашему куратору. Нашёл нужную дверь в центре длинного коридора, постучал, открыл её, поздоровался и представился.

В конце длинного кабинета сидела высокомерная дама. Но не такая важная, как ей бы хотелось, – не было ни секретаря, ни тамбура при входе – верных признаков высокого статуса. Дама тут же принялась строго отчитывать меня. Неважно за что, просто такова была форма поведения ответственного партийного паразита. Но странное дело, она не пригласила меня войти и сесть, что было стандартным ритуалом. Я стоял в проёме открытой двери, слушал её и в какой-то момент облокотился на притолоку.

– Как ты стоишь? Что за поза? – вдруг с удивлением услышал я. – Немедленно встань нормально, распоясались совсем, – повысила голос партийная баба. Видимо, хотела показать людям, беспрестанно снующим по коридору за моей спиной, свою суровую ленинскую бескомпромиссность. Я вытянулся по стойке смирно, а потом рухнул на колени:

– Такая поза вас устраивает? – заискивающе спросил я. Сзади тотчас стали собираться люди. Она в гневе вскочила с места: