Хроники семи королевств: Тени дремотных чащоб - стр. 127
Оставшийся в пасти ком плоти, из боков какого торчали кости и свисали кишки, виверна сплюнула прямо под ноги Леонардо.
– Что ж, Аенга. Ты обозначила свою позицию. Но так ли она однозначна? – некромант опустил глаза, и ворон перепорхнул с запястья на пустующую подставку факела.
Хмурый взгляд вернулся к виверне. Взмах ладони смёл шевелящиеся куски к стене. Шаг. Второй. Третий.
Дымчатые глаза Аенги сузились так, что двойные колья зрачков стали короткими штрихами, а приоткрытая пасть угрожающе заблестела оскалом.
Тогда Леонардо сделал четвёртый шаг – когти виверны заскрежетали о пол, но… броска не последовало.
– В тебе зародился инстинкт самосохранения. Хм. Надо признать, сегодняшний день щедр на благие вести. И я готов поделиться этой благостью с тобой.
Колдун уверенно приблизился на два шага – Аенга встрепенулась, вытянулась в высоту и, достав зигзагом шеи до потолка, расправила крылья. Пусть у неё были всего две лапы, сейчас она напоминала поднявшегося на дыбы коня или грозно вставшего медведя.
– Я властен над своими творениями. Могу – дать жизнь. Могу – забрать.
Некромант направил руку на дрыгавшиеся у стены части тела – над ними, будто пар над гейзером, завились струйки чёрного пара. Они вмиг истончились, и плоть перестала шевелиться.
– А могу… дать выбор, – Леонардо не сводил взора с застывшей статуей виверны. – Жаль, поймёшь ты его не сразу.
Аенга ощутила, как что-то потеснило её. Сразу со всех сторон. Словно потолок осел, а стены начали сдвигаться. Оглушительный визг не разрушил невидимых преград. Наоборот – они продолжали сжимать кольцо: давили на крылья, на голову, толкали хвост.
Как виверна ни билась, ни щёлкала пастью, ей пришлось сложить крылья и пригнуться. Потом и вовсе не осталось пространства для движения, точно тело покрыл нерушимый лёд. Лишь двойные зрачки метались по дымке глаз.
Теперь морда пленённой телекинезом Аенги была опущена. Окажись существо по-настоящему живым, лицо колдуна обдавало бы горячим дыханием. Однако живых в подземелье не находилось. Все, от мелькавших за решётками силуэтов до обладателя жёлтых глаз, давно шагнули за грань бытия. За грань, где законы определялись не природой, не богами, а теми, кто за тёмное могущество нёс на себе сажу безумия: был частично ею запятнан или вымаран с ног до головы.
– Ты ещё не знаешь, что я модифицировал структуру твоей материи: и внешней, и внутренней. По моему желанию она может становиться бесчувственным камнем или… оголённым нервом. Я покажу, – ладони легли на покрытый жёсткой чешуёй нос.
Глаза виверны заметались, олицетворяя то, как она билась бы загнанным в угол зверем, если бы могла. Правда, потом сбавили темп, пока и вовсе не застыли – их взор упёрся в колдуна.
Прикосновение оказалось нежным, словно новоявленный мох. Всеобъемлющим, точно свет сотен солнц, но не обжигающих, а согревающих весенним теплом. И одновременно приятно холодящим, будто блестевшая в знойной долине река. Нутро тоже захлестнул поток ощущений. Насыщение после долго голодания. Успокаивающее попискивание довольных детёнышей. Сладкая дрёма в тени горного уступа.
Объятая внезапной эйфорией, виверна блаженно опустила веки. Она даже не заметила, как пропали оковы телекинеза. Как гладкий пол сменился шероховатой землёй, а липкий сумрак – янтарными лучами. Лишь когда в ноздри заглянул солоноватый бриз с запахами смолы, Аенга очнулась от забвения: резко распахнула глаза и вспорхнула – стоявший на хвойной прогалине колдун остался далеко внизу.