Хроники семи королевств: Тени дремотных чащоб - стр. 120

Оттого егерь считал себя местным божеством: то бравую толпу громкими речами развернёт, то заплутавших селян к опушке выведет, то медведя-шатуна в яму с кольями заманит. Чем не леший? Но только не сказочный, а с рыжими усами и нагрудным знаком, что наделял обычного смертного властью.

Никак не ожидал егерь, что однажды отлитая из серебра голова оленя будет сорвана с одежды и растоптана тяжёлым сапогом: двое приехавших к лесной избушке странников – оба крепкой комплекции – горячо желали получить ответы на свои вопросы…

Распахнутая настежь дверь. Перевёрнутый стол. Усыпанный глиняными черепками пол. Лежащий средь них хозяин дома, который таковым себя уже не ощущал, сплюнул кровь и тихо простонал:

– Обычные… леса…

– Обычные леса?! – рявкнул черноволосый мужчина с длинной бородой. – Я в этих обычных лесах пол-отряда потерял, – он наклонился к егерю, после чего зловеще произнёс: – И, поверь мне, они не заблудились…

– Что… вы… от меня… хотите? – вместе с отрывистой речью изо рта вывалился выбитый зуб, зажелтел в центре кровавой кляксы. – Мне велено… красное дерево… стеречь… да гадьё… всякое… гонять… – егерь чуть приподнялся и, заглянув в злые глаза, выдавил из груди: – Ни про каких странных зверей… я не слыхивал.

– Тогда ради чего я тащился в такую даль? Услышать, что ты глух, как тетерев, и слеп, как крот?!

Кулак, обмотанный кожаным ремнём, влетел в разбитое лицо – егерь грохнулся обратно на пол, где очередной стон вышел из ноздри красным пузырём.

– Похоже, не врёт, – сказал другой, стоявший у входа бородач, чьи застарелые шрамы тянулись через лицо и терялись в курчавой коричневе подбородка. – Может, вернёмся? Я пошарюсь ещё средь городских. Авось чего выведаю.

Чернобородый распрямился, задумчиво посмотрел на приятеля, сплюнул в сторону:

– Может… – он потянулся за висевшим на поясе ножом.

– Я б не марался. Боком выйдет.

– А если донесёт?

– Не донесёт. Он уже понял, что мы не здешние и что его древесина с олениной нам не сдались, – отчитываться не придётся. Потому проблемы, как таковой-то, и нет. Ну, помяли маленько рожу с побрякушкой. Так это для лучшего понимания. Верно ж, говорю? – взор ореховых глаз упал на еле шевелившегося егеря.

– Ник… аких… проблем… – донеслось с пола.

– Вот. Видишь, какой смышлёный, – судя по голосу, под коричневой бородой кривела ухмылка.

– Ла-адно, – убрал руку от ножен черноволосый. – Возвращаемся.

Пол задрожал от тяжёлого стука сапог. Боязливо скрипнули ступени. Зазвенели удила. Лишь когда фырканье лошадей затерялось где-то в лесу, егерь привстал и коснулся дрожащими пальцами болевшей головы: он так и не понял, за что минуту назад едва не лишился жизни.

* * *

Ужин истаял в лучах заката, дочь с отцом – в чёрных клубах: малышка хотела поиграть с Иори. Можно было не поддаваться на детские упрашивания. Но зачем? Крепче будет спать. Леонардо обещал вернуть Эффалию к полуночи, и пока Ли была предоставлена самой себе.

Платье, бережно завёрнутое в промасленную холстину, легло на дно полого ствола поваленного дерева. Большой, окатанный в водах озера, серый в белёсых разводах камень запечатал отверстие. На сухие покровы давно погибшей сосны упало несколько золотистых капель, собравшихся в глубоких бороздах коры. Человеческое сознание возмущённо пискнуло от неприличности поступка. Но протесты немедленно смёл напор звериного инстинкта: пусть ни у кого не останется сомнений, кому принадлежат вещи, кому принадлежит весь лес.