Хроники Анклава 3: Иллюзия Вечности - стр. 32
– Конечно. Разбудишь?
– Разумеется. Часов больше нет рабочих, но сориентируюсь уж.
В этот раз Санек храпел громко. В прошлую ночевку не замечал за ним такого. Получил личную надежду, что в мире хоть что-то еще осталось светлое и не запачканное, вот теперь и спит с чистой совестью, ведь узнал то, чего подсознательно искал. Если постоянно давить на человека мраком, который его окружает, то рано или поздно он сломается. Иногда нужно маячить фонарем на ночном горизонте. Но не выстраивать вокруг личности Лас-Вегас с азартными играми и проститутками, как это делают наши «хозяева», поскольку в этом случае разум перестает быть критичным и отпускается на волю эгоизма и комфортабельности, не замечая острую и жестокую реальность, в любой момент готовую нанести по нему удар. Хороший ход. Негуманный, но хороший. Не удивительно, почему он работает веками. После такой многолетней обработки человек верит всему, что говорит ему та рука, которая милостиво выдает ему все материальные блага. И лишь единицам хватает смелости попытаться ей сопротивляться, ведь в таком случае они потеряют все дары и познают ее ярость. Вот только важно понимать: не в этих дарах кроются все печеньки, отнюдь не в этих.
Истлевшие сушеный табак, на самом деле – лишь очистки от производства товаров более высокого качества, и бумажное волокно осыпались на пол. Время пролетело быстро. Александра долго будить не пришлось – он потихоньку становился бойцом и понимал, чем может обернуться ситуация, если он не поднимется на дежурство.
– Опять курил?
– Ага.
– Не слишком ли часто?
– Что поделать… Привычка, подсознание требует. Все мы, в той или иной степени от чего-то зависим. Ладно, пришло время отдохнуть и мне.
– Спи спокойно, я покараулю.
Солнечные лучи ярко горят сквозь окно, заливая комнату сиянием. Кафельные стены помогают им отражаться равномерно по всему помещению. Какие-то шкафы и тумбочки стоят вокруг. Посреди комнаты лежит пожилая женщина. Трубки и провода пронизывают ее тело насквозь, подведенные к аппаратам искусственной жизнедеятельности. Одна из таких пластиковых змей вылезает из катетера в ее горле. Белое одеяло покрывает большую часть тела. На одном из запястий у старушки привязан на толстой красной нитке металлический крестик. Из последних сил женщина пытается поднять руку, крестик соскальзывает с шелушащейся, умирающей от рака крови кожи, и виснет на веревке, застыв в воздухе, будто в замершем океане времени. Взгляд ее направлен на меня. Глаза полны печали, боли, страха и отчаяния, накопившихся за всю жизнь. Детство – война. Мировой пожар, сжигавший миллионы людей в огромных печах и на полях, залитых огнем и свинцом. Многолетняя блокада целого города, без еды, по жалким талонам на две сотни паршивых грамм опилок с крохами хлеба – единственным спасением, поступавшим не каждый день. Бомбы, падавшие с разгневанных неизвестно за что небес, превращавшие километры жилых кварталов в пыль, пропитанную кровью и человеческими душами, летевшие под стягом древнего символа Солнца. Машины с теми, кто оказался не подходившим на роль расы, достойной населять этот мир, тонувшие в ледяной воде, что открывает разверзшееся посреди зимы огромное озеро – либо так, либо смерть под грудой бетона. Затем голод и скорбь от понесенных потерь. Призрачная надежда, волей которой оставшиеся строят светлое будущее. Теперь этот алый, стерильный и пустой мир кажется им раем после всего, что они смогли одолеть. И даже подхватившая их тоталитарная диктатура не может разрушить тот Эдем, в который они верят. Ведь ничего другого они на этом свете не видели, и не могли. Но в один день, после долгого ожидания исполнения пустых, пропитанных ложью насквозь, в своей сути, обещаний, все это рухнуло. А затем еще более смутное время, в котором не осталось места даже чести – ее заняли порок и десетилерованный эгоизм. И больничная койка. Целое столетье, целая эпоха, тысячи разрушенных судеб, не видевших счастья, обманутых и брошенных всеми, сейчас смотрели на меня этими глазами, прямо в мою душу. Вот как умирали последние из тех, кто еще умел читать между строк. И кто сквозь истинный Ад нес добро и свет всему миру, сжимая в окровавленных руках, перевязанных терном препятствий, собственное сердце всю свою жизнь. Пожилая женщина закашлялась, засвистела и по трубке потекла слизь с частичками грибка и заразы, пожиравшей ее легкие изнутри. Мужчина, стоявший позади ее койки, подскочил и поддержал ее, подложил под шею подушку.