Христианство и страх - стр. 51
Черную магию сглаза удавалось отвести, когда мать мальчика, который боялся дьявола, провожала сына взглядом, или когда человек, боявшийся числа 13, смотрел на церковную колокольню.
В этой связи Фрейд справедливо замечает: «Основные навязчивые действия невротиков на самом деле имеют полностью магическую природу»[93].
В защитных обсессиях страдающий навязчивостью реагирует в точности на те же методы, как и те, которые послужили причиной страха. Здесь себя проявляют символизм, иносказание и психическая гомеопатия, как в народной магии или во многих обрядах, связанных с жертвоприношением.
Как это возможно, ведь невротик не знает об этих методах и явно не может их распознать? И как практика магии начала сознательно совершать то, что инстинктивно совершает отвращающий беду навязчивый ритуал? Ответ таков: защита от невроза навязчивых состояний не изобретается сознательно, а порождается инстинктивно, как и мучительная навязчивость; и более того, защита от страха развивается при тех же условиях, что и все остальные невротические симптомы, рожденные в подсознании – то есть при вытеснении и цензуре. Здесь нам не хватит места, чтобы показать это в подробностях.
Там, где есть страдание от навязчивой идеи, магию совершает неодолимая сила; там, где навязчивость удается изгнать, магию совершает «Я», – однако обе магии принадлежат одной и той же личности. Можно сказать и так: там, где имеет место защита от невроза навязчивых состояний, «Я» занимает место неодолимой силы и узурпирует ее оружие.
Влияние этой компульсивной силы, переживаемое субъективно, в воображении предстает как распространение во внешний мир, и то же самое объяснение приписывается человеческим защитам от принуждения, с помощью невротико-магических средств. В этой связи мы можем понять так называемую «веру во всесилие мыслей». Выражение, которое Фрейд перенял у одного из своих больных, не особенно удачно. Речь не о всесилии; на деле другие лишь узнают мысли пациента, а сам он – мысли других, причем таинственным, необъяснимым с естественных позиций и, следовательно, магическим образом; имеют место и соответствующие эффекты, которые хоть и ограничены в сфере действий, все еще считаются достаточно сильными, чтобы убить человека. Эта вера невротиков, а точнее, суеверие, – особый случай компульсивной магии. Но мы не должны упускать и то, что вера в магический перенос фантазий и сил имеет место, когда такие мысли или действия происходят лишь один раз; им незачем становиться стереотипными сериями.
Вот пример того, как мыслям других приписываются магические свойства. Девушку в двух магазинах охватывали страх и беспокойство, когда там горел свет. То же самое происходило на вечерне в церкви. Эти симптомы проявились у нее уже после того, как множество других, более важных, благодаря душепопечительскому анализу исчезло. Болезнь была вызвана эротическими конфликтами, восходившими еще ко времени ее конфирмации. Многие годы она поддерживала сексуальные отношения с одним женатым родственником. Теперь она их прервала и хотела обрести мир с Богом. В магазинах она только тогда испытывала страх, когда ее могли видеть стоящие на улице люди. Странным образом она боялась того, что они увидят ее нечистую совесть. Совесть мучила ее больше всего, когда вместе с матерью она посещала вечерние службы и концерты в церквях, тогда как вне церкви она успешно убеждала себя, что у нее есть право на свою «чистую и благородную» любовь. Страх на вечерних богослужениях был бессознательной регрессией к тем ситуациям, во время которых она не могла сдержать свою совесть. В освещенных магазинах она по необходимости была на виду. Прежде она не придавала значения тому, что о ее поведении думают люди. Но теперь она наказывала себя тревожной фантазией.