Христианство и страх - стр. 41
Фрейд многократно высказывал мысль, что духи и демоны – не что иное, как проекция первичных эмоций. «Примитивный человек тем самым превращает свои эмоции в личности, населяет ими мир, а затем снова находит свои внутренние душевные движения во внешнем мире»[80]. А как это происходит? Мучимый страхом чувствует, что ему угрожает некая сила, которая, особенно при страхе, вызванном виной, представляется как злой дух, обладающий собственной личностью и пребывающий вне “Я”. Эту мучительную силу можно представить в знакомом облике, например, как дух умершего друга, или же в облике неведомой духовной сущности либо демона. Вера в духов психологически ценна, а именно для объяснения болезней, рожденных душевными причинами; но как метафизическую конструкцию ее можно критиковать. Также частое, хотя и нерегулярное, перенесение демонов в пространство «потустороннего мира» можно объяснить путаницей между психологическим и метафизическим фактом. Сверхъестественный «тот свет», который многие населяют духами или демонами, в действительности является сферой бессознательного, откуда психические силы излучаются в сознание или тело больного. В истоках этого процесса, который мы наблюдаем часто, и не только у больных, главную роль чаще всего играет традиционная вера в духов.
Мы часто сомневаемся в реальности интеллектуализаций страхов, маскирующихся под реальные события. Интересно, что галлюцинации больше подвержены такому скептицизму, чем определенные тревожные фантазии и представления о страхе. Все интеллектуализации страха могут вступить в противоречие с рациональным осмыслением. Тогда пациент, как вышеупомянутый пекарь, часто знает, что тревожная фантазия ложна, но все равно бессилен ее отпустить и оказывается ею одержим. Он верит, несмотря на знание. Или, возможно, рациональный взгляд просто не принимается, хотя обычно его следует принять, – в этом случае навязчивая фантазия может стать бредом. Часто сложно различить навязчивые фантазии, где сохраняются доводы рассудка, и бредовые идеи, при которых восприятие реальности существенно нарушается, потому что не всегда легко понять, что реально, а что невозможно.
И потому необходимо с очень суровой критикой воспринимать любые притязания тревожных интеллектуализаций, даже когда те принимают облик «откровений», на реальность.
В отдельных случаях объект страха появляется в виде галлюцинаций. Субъективные процессы влияют на форму и содержание этих видений или голосов. Мы можем в некой степени изучить законы, по которым это происходит. Предпосылкой любой галлюцинации служит сильное внутреннее напряжение, которое не снять рациональными методами мышления и действий. На помощь приходит бессознательное и устраняет страдания (чаще всего они несут на себе печать страха) с помощью автоматических действий – по сути, посредством галлюцинаций. Галлюцинация имеет характер реального явления, и этот факт придает ее содержанию, способному устранить страх, большую уверенность, нежели та, какой обладают простые фантазии. При видениях и слышании голосов, имеющих религиозное содержание, больному, который бессознательно их создает, кажется, что он сам захвачен или тем, что видит и слышит, или пойман творцом тех переживаний, которые породил его собственный ум. Он вынужден считать свои видения откровениями, а себя – пассивным созерцателем (в теории познания такое считается наивным реализмом), в то время как воспринимаемые им объекты считаются чем-то, что передается извне без какой-либо помощи с его стороны. Содержание галлюцинаций всегда соответствует некоему желанию или нескольким из них; хотя исполнение желания может очень сильно искажаться – в согласии с тем, что происходит во снах, и по тем же законам.