Хранители - стр. 2
На дворе – второй год так называемых «нулевых», бардака в стране хватает, и такая легенда вполне проходит, конечно. Ну а та контора, где я на самом деле работаю, огласки не любит, потому приходится легендироваться даже дома. Впрочем, на мой взгляд, это норма, нечего и думать о смене работы. Во-первых, от нас можно уйти только ногами вперёд, а это мне ещё рано, и, во-вторых, смысла в этом нет – работа интересная, с командировками, а от добра добра не ищут.
Мне тридцатник недавно стукнул, то есть детство моё прошло в той самой стране, где все и процветали. Допроцветались до того, что полыхнуло всё вокруг, как бензином политое, потому у меня сразу же нашлись интересные занятия. Года до девяносто шестого активно занимался, а потом меня пригласили уже и в нашу контору. Сыграло свою роль многое – и знание пяти языков на уровне свободного владения, и опыт, и даже тот факт, что заочно на физтехе тогда учился.
Ну а сейчас я на отдыхе после очередной командировки, сижу вот, книжку пишу, по сторонам поглядываю, но тут у нас тихо. Город Энск что при Союзе был тихим, что сейчас сонное царство, даже бандитов нет – нечего им тут делать.
Лихие девяностые, конечно, жизнь перевернули. И помотало меня где ни попадя, и семью забрало… Первым батя ушёл – просто не перенёс падения огромной страны, вот и подвело его сердце, а мама ушла вслед за ним, оставив меня одного на всём белом свете. Ну, тут ничего не поделаешь, жизнь – она такая…
Тяжело вздохнув, я снова берусь за перо – нужно дописать хотя бы до конца главы. Завидую я этому прапорщику – девчонка рядом непростая к нему неровно дышит, да и он сам влюблён, не то что я – один как перст. Но с моей работой так, может, и лучше, просто тоскливо иногда. Человек – всё же животное коллективное… Ладно, всё, отставить хандру, писать надо.
Лилия Найдёнова
Сидя на высоком стуле, стоящем на веранде богатого дома, я курю тонкую сигарету, задумчиво глядя на качающиеся ветки дерева. Что это за дерево, мне неинтересно, я просто бездумно смотрю на шевеление листьев. Сижу, курю и смотрю…
Мне недавно исполнился двадцать один год, можно было бы сказать, что я ещё ребёнок, вот только детства у меня никогда не было. Хотя, может быть, я его просто не помню, ведь нашли меня голой и босой на улице. Хорошо, хоть лето было. Сидела в траве, ничего не понимала, даже разговаривать не умела, как говорят. Докторша записала меня двенадцатилетней, так я в детском доме и оказалась. Даже имя мне там дали, ведь настоящего я не помню. Я о себе настоящей вообще ничего не помню…
Первое моё воспоминание связано с детским домом. Наверное, память сохраняет только самые яркие моменты, поэтому моим первым воспоминанием оказывается боль. Сильная боль сзади, чей-то истеричный крик – и больше ничего. Взрослые в детском доме были злыми и какими-то усталыми, отчего предпочитали с нами общаться тумаками, поэтому я быстро научилась прятаться, пока не начала разговаривать, а вот в школе… Помню, что хорошо училась, но вот чему там учили – не помню совершенно.
Прятаться надо было не только от взрослых, но и от старших ребят, которым я чем-то нравилась, хотя ничего особенного во мне нет. Большие зелёные глаза, светлые волосы, ну и худая я очень была, потому что кормили нас так себе. Кто постарше и небрезгливый, те воровали, а я не могла. Меня даже заставить пытались силой, но я всё равно не могла, поэтому, наверное, и отстали.