Хранители Академии. Братство теней - стр. 84
22 Эфирки – заклинания эфира. Работа с эфиром предполагает управление чистой силой. Способны к этому редкие маги. Такой дар называют эфирным. Он совершенно не определён. Никогда не знаешь, на что способен заклинатель эфира. Да он и сам частенько не знает, что вытворит. Эфирщики считают своим покровителем Безымянного. Якобы он сам управлял эфиром на непостижимом для нынешних эфирщиков уровне. Однако угадать, ураган у него получится или новый мост – всегда было сложно. Непредсказуем был Безымянный, как сам Случай
– Не думаю, что это водник! – Мурхе, как всегда, смотрела на логику под своим странным углом. Заявив это, она углубилась в тетрадку, перелистывая страницы то туда, то обратно. – Угу… угу… – бурчала она себе под нос, а затем, положив тетрадь на стол, указала на текст: – Вот, смотри, какие заклинания Воздуха сюда записаны. Видишь? Элементарные рассеивания, простейшие вихри, моя любимая летяга, и даже – базовая инумбратка. Всего два сложных, вроде создания элементаля. По воде тоже есть простейшие, даже мне знакомые. Хотя ты прав, охват тут серьезный, о большей части я даже не слышала никогда, – девица постучала царапками по столешнице и перелистнула тетрадку на огненный раздел. – Что видишь?
Первым в разделе числилась «Игнихоста» – огненная жертва. Адская штука. Превращает в лаву всё вокруг заклинателя в радиусе до километра. Радует, что силы оно требует колоссальной, не всякому архимагу под силу, и ещё замечательно то, что заклинатель гибнет, ибо тоже превращается в лаву. Его очень редко применяли. Разве что во времена двухсотлетней войны были случаи самопожертвований. Но всё равно довольно редко. Сильные маги любят жить.
Впрочем, об этом заклинании многие слышали, так что ничего удивительного в записи я не видел.
– Думаешь, дальше проще? – хмыкнула Мурхе.
Не знаю, мне шпоры по огню не нужны были, и огневикам я пакостей не подстраивал. Так что в этот раздел почти не заглядывал.
– А дальше – исключительно мозгодробительные или очень сильные, и никаких тебе флашек, канделок, и даже огненных цветов. – Девушка захлопнула тетрадь и посмотрела на меня: – Мне кажется, некто, писавший это – составлял себе шпору по возможным противникам. А большинство заклинаний Огня, при этом, знал наизусть, спросонья и в беспамятстве.
Я смотрел в её глаза, и шерсть на затылке приходила в движение: я начинал понимать, к чему она ведёт. А Мурхе тем временем продолжила:
– И я даже знаю одного такого огневика, который, кстати, нехило разбирается в заклинаниях других стихий. Впрочем, может он начитался чужих записных книжек…
Девчонка ещё раз взглянула на тетрадку. И провела пальцами по фигурным, выписанным серебристыми чернилами инициалам, красовавшимся в уголке вместо имени и фамилии.
«Ф» и «Ш».
– Так что ты знаешь о Филиппе Шенноне, Фиш?
Ничего.
Но первая вещь, которую я помнил в своей сознательной хомячьей жизни, – эта тетрадь.
***
Бегу себе в поисках какой-то жратвы, лапками перебираю, бодро попискиваю в своё удовольствие, и тут хоп – спотыкаюсь. Да ещё так спотыкаюсь, что падаю, бьюсь головой и проваливаюсь в темноту.
Прихожу в себя на тетрадке. Тусклый свет пробивается из щели в стене. А я некоторое время вообще ничего не понимаю.
Куда я? Зачем я? Что я? Кто я?
Донесшийся из кухни запах несколько проветрил мои мозги: я явно собирался перекусить. Но бросить находку не смог – ухватив её зубами и руками, я потащил её к выходу из лаза.