Храните вашу безмятежность - стр. 27
Я поднялась с табурета и подошла к зеркалу. Мое колье было аквамариновым, драгоценные камни мерцали на коже, припорошенной золотистой пудрой. Губы призывно алели, глаза в прорезях полумаски казались темными и загадочными, приподнятые перламутровыми гребнями волосы открывали изгиб шеи и уши, на правом притворялась драгоценностью маджента.
Горничные восхищались, особенно когда дона да Риальто стала рядом со мной. Мы смотрелись чудесно. Но мне чего-то не хватало.
Я сообщила об этом.
– Карлы! – сказала Маура. – Нас должно быть трое. Блондинка, брюнетка и рыжая.
– Дона Маламоко уже переоделась и ждет дону догарессу внизу, – сказала Лу. – Она очень недовольна, что ее заранее не предупредили о танце.
– Ах, недовольна, – протянула Панеттоне, и тон ее ничего хорошего не предвещал. – В следующий раз, Филомена, не забудь предупредить нашу муранскую Галку недели за две, лучше письменно.
Горничные захихикали, переглядываясь. Я шутовски поклонилась и заверила, что предупрежу синьорину Маламоко посредством площадного оглашения не позднее чем за полгода.
В дверь, ведущую из гардеробной в спальню, требовательно постучали. Констанс ее отворила, и все горничные присели в реверансе.
– Ваша серенити.
Чезаре, изображающий Посейдона в белоснежной тоге и с трезубцем наперевес, придирчиво осмотрел своих русалок:
– Неплохо.
Отсутствие восторга меня обидело.
– Божественная колесница ждет морское величество у окна, а синьора Копальди вы одели лошадью? – начала я глумливо и прыснула, потому что появившийся за плечом дожа Артуро был в костюме кракена. С его плеч спускались к полу восемь щупалец, а нос черной маски походил на клюв. – Примите восторги, синьоры. Тщательность, с которой вы подошли к делу, поражает воображение.
Кракен посторонился, и в гардеробную вошла еще одна русалка, в платье столь светло-голубого оттенка, что оно могло показаться белым. Узкое по всей длине, оно плотно облегало стройную фигурку синьорины Раффаэле и было щедро украшено драгоценной алмазной крошкой. Русые волосы Паолы были тщательно завиты и подколоты с одной стороны гребнем в виде веточки коралла.
«Да она красавица, – подумала одна часть меня. – Кто бы мог заподозрить такую красоту под серыми тряпочками?»
«Она вышла из вашей спальни! – вопила вторая. – Из твоей, кракен тебя раздери, спальни, с твоим мужем вышла посторонняя женщина!»
«Чезаре был с Голубкой не один, – успокаивала третья. – С ними был Артуро».
«Это, наверное, называется любовь втроем», – предполагала четвертая.
Меня в этот момент разорвало на тысячу лоскутков, и каждый из них имел что мне сообщить.
– Я помогала его безмятежности одеться, – потупилась Голубка.
«Сдохни!» – подумала я, а вслух похвалила фрейлину за услужливость и мастерство:
– Набросить тогу на плечи стоило, наверное, немалых усилий? А подать трезубец! И сандалии зашнуровали? Какая вы молодец, дона Раффаэле.
Маура фыркнула ровно с такой громкостью, чтоб быть услышанной, но не наказанной. Губки Паолы дрогнули, из глаз полились прозрачные слезы. Как предусмотрительно с ее стороны было подвести только верхнее веко, обезопасив себя от грязных разводов на щеках.
Я мысленно застонала. Опомнись, Филомена, не дай втянуть себя в ссору. Голубка делает все, чтоб представить тебя вздорной гордячкой.