Храни меня на вираже - стр. 24
– Так что же со мной? Страх, гордыня, одиночество! Как я дошел до этого? Ведь раньше в детстве, я не был обделен дружбой и общением. Так почему же сейчас я пугаюсь от одного упоминания о нем? Кто или Что превратило меня в это существо – необщительное, замкнутое, полное подозрений, страха и стремления к одиночеству?
– Ответ как всегда лежит на поверхности, но я его не вижу…
– Постой, а может быть я вовсе и не изменился, и по-прежнему жизнерадостный и полный жизни барс? Может сама судьба преподнесла мне ее, чтобы я отыскал на все эти вопросы ответы?
– Но тогда почему в который раз ты проигнорировал ее, оттолкнул от себя, свернул с единственно верного пути и пошел совершенно иной дорогой?
– Скорей всего, потому что: «Я просто – Дурак!»
Так размышлял Шусик, идя вперед с поникшей головой, ведя оживленную беседу сам с собой. Причем, чем дальше он отдалялся от того места, где оставил барсиху, тем мрачнее и холоднее становились его мысли и затуманивался рассудок.
IV «Какими судьбами?»
Вернувшись на место удачной охоты, после минутной отлучки по нужде, горе-охотник, уверенный в том, что она ожидает его на том же самом месте, где он ее оставил, оказался сбит с толку. Ведь, всюду было полно людей, трудящихся в поте лица на разных участках площадки, а вот его добычу как ветром сдуло.
Совершенно не зная на ком выместить свою обиду, он срывается с места и уже спустя полминуты, прибегает на огромную по площади голую поляну, тянувшуюся вдоль леса: с севера на юг, и с востока от леса, до самой реки, на добрых полкилометра. Причем вся эта площадь, совсем еще недавно была непроходимым лесом, где росли хвойные и лиственные породы деревьев, возрастом не менее полувека. Но об этом теперь напоминали лишь частые пеньки разных размеров. Да и те выкорчевывались спецмашиной – трактором с ковшом.
Застыв на месте, приложив руку ко лбу, как бы выискивая кому пожаловаться, человек обвел всю площадь быстрым взглядом.
Вдали на противоположной стороне «строительной площадки» у реки возвышались несколько срубов. Точное их количество было трудно увидеть – были заметны лишь зачатки новых строений. Как муравьи, там, вдали работали люди, укладывали штабелями бревна, которые им подвозили на гусеничном тракторе, со всех сторон, оттуда, где велась активная вырубка. Там у реки, бревна подвергались первичной обработке коры, и по звуку циркулярных пил, доносившегося оттуда, еще и распилу на доски.
Весь северный участок леса подвергался нещадной вырубке. Не проходило и минуты, как здесь падало очередное дерево, с треском и грохотом, кричащего от боли леса. Всюду кипела работа, виднелись не меньше десятка два лесорубов. Их времянки-срубы не лучшего качества из свежесрубленных бревен, располагались также возле реки, севернее пилорамы.
Ближе к лесу, с восточной стороны располагался совершенно иной лагерь людей, специфической профессии – охотников. Привычные ночевать под открытым небом, они довольствовались открытой со всех сторон площадкой, закрытой крышей, что покоилась на бревнах лиственных пород деревьев. Возможно, это был только костяк, который еще предстояло обустроить, но так или иначе, люди-охотники расположились возле него. Вокруг своих палаток и очагов с не потухшими кострами, в окружении собак на привязи, которые то и дело перегавкивались. Именно к этому лагерю вооруженных до зубов охотников, и направился человек, вначале неспеша, затем перейдя на рысцу.