Хозяйка "Волшебной флейты" - стр. 39
Утробный глухой звук огласил окрестности. Я замерла, покачиваясь в такт небыстрой рыси лошади, перевела взгляд с неба на деревья. Никакого движения. Только вой. Самый настоящий волчий вой! Долгий, унылый, безнадёжный. И другой голос, вступивший – молодой, задорный, ещё не такой длинный, подлаивающий в начале.
- Порфирий, - встревоженно позвала я, - это волки?
- Волки, чтоб им неладно! – ответил кучер и сплюнул с досадой. – Вот бы ружжо, уж я б их пострелял!
- Но они же не нападут? – спросила со страхом. Вот не хватало ещё в этом мире погибнуть в клыках волчьей стаи…
- Не должны бы, - с сомнением ответил Порфирий. – Не зима ж. На крайний случай у меня есть во!
И он показал мне длинный, сложенный восьмёркой хлыст. Успокоил, ага… Хлыстом волков не отпугнуть. Я нервно попросила:
- Давай побыстрее, пожалуйста. Совсем неуютно как-то… Хоть и не зима. А вообще, волки полезны…
Порфирий причмокнул на лошадь, и коляска закачалась сильнее, рысь стала размашистее и скорее. Но вой не удалялся. Он словно преследовал нас. Вглядываясь в лес напряжённо, я подумала, что увидела что-то мелькнувшее между деревьями. Всполошилась. Вцепившись в ручку коляски, ещё сильнее вгляделась.
Волк.
Большой, бурый, высокий на лапах. Бежал с открытой пастью, вывалив язык набок, и смотрел на меня пронзительным взглядом. Рядом трусил волк поменьше, подросток толстолапый.
- Гони, Порфирий! – воскликнула. – Побыстрее!
Волки, волки… Я не хочу, чтобы меня съели, я хочу в постель, спатушки…
Кучер снова тряхнул вожжами, и лошадь пустилась в галоп. Так мы и въехали в город – доскакали! На улице Порфирий чуть притормозил коняшку, чтобы та не взмылилась, и до дома мы доехали снова рысью. Волки остались в лесу, и я поблагодарила бога, что добралась живая и здоровая.
Я ввалилась в дом, как пьяная. Даже дверь собой подпёрла, чтобы случайно никакой волк не вломился. А Лесси удивилась, когда вышла в коридорчик. Глазки вылупила, спросила:
- С барыней всё хорошо?
- Хорошо, - выдохнула я и стащила надоевшие перчатки. Лесси с книксеном подошла и сняла с меня шляпку, приняла перчатки, спросила:
- Ужинать, барыня?
- Нет, я была в гостях. Только спать, хочу спать…
- Я приготовила вашу постель, барыня желают бокальчик вина перед сном?
Я подняла брови. Желаю ли я бокальчик? После переживаний с волками, после траблов с княжеской семьёй, после поимки воришки на Язовенной улице… Да, желаю. Потому что шампусик уже выветрился, да и не пила я его почти.
- А какое вино? – спросила пристрастно. Лесси присела в книксене:
- Барыня Корнелия Яковлевна любили красное французское, но в погребце всякого есть запасы. Вы, барыня, пожелайте только.
- А белое сладкое есть?
У меня даже вкус во рту появился. Сладкое белое было моей слабостью. Прям чтоб жёлтое было, как цыплёнок! Чтоб во рту вязало сладостью, чтоб попа наутро склеилась!
Именно так я и сказала Лесси, а она нахмурила бровки. Потом её лицо просветлело, и она сказала:
- Я вам, барыня, сервирую вино, которое любил господин Раковский, он всегда просил белое.
- А кто этот господин Раковский?
- Да разве ж я понимаю што, барыня! Гость мадам Корнелии…
- Ладно, принеси мне бокал вина – ей-богу, какого угодно, Лесси, хоть того, что я днём пила, а я пойду спать.
И пошла по лестнице вверх. Единственное желание владело мной – лечь. Лечь, а там хоть трава не расти до завтра.