Хозяйка проклятой таверны - стр. 4

- Не для того я ее нашел, чтобы руки сложить и ждать, пока умрет! – возражал смутно знакомый голос.

- Кличь тогда бабку Рахшару! Больше не к кому нам обратиться.

- Спятила? – ахнул мужчина. – Хотя… да, пойду к ней, смирю гордыню, пойду к Рахшаре.

Голоса умолкли, а меня снова утянуло во тьму.

Что-то тревожило, заставляло открыть глаза. Не хочу! Мне и так хорошо! Но что-то продолжало волновать, не давая окончательно скользнуть во тьму. Запах! Отвратительный дым не давал сознанию отключиться, заставляя прийти в себя, буквально вытягивая из-за грани.

Рук коснулись чьи-то шершавые ладони, принявшись натирать чем-то не менее вонючим. А после груди коснулся холод, и снова шершавые руки, и вонючая растирка.

- Ммм… - промычала, потому что голос полностью отказал.

- Вот так, молодец! – похвалил скрипучий старушечий голос. – Иди сюда, дитя! Возвращайся! Не окончен твой путь еще, рано за грань собралась. Не приготовил Ахор тебе еще местечка!

- Ммм…

- Очнулась? – женский взволнованный голос.

- Рахшара, вовек буду должен! – смутно знакомый мужской.

Вонь трав и растирки так сильно тревожила, а еще шершавые руки, принявшиеся растирать уже живот, а после и спину. Причем для этого меня бесцеремонно повернули на бок.

Разлепила глаза. С трудом, с болью. Веки словно налились непомерной тяжестью и никак не хотели держаться в открытом состоянии.

Различить смогла только очертания смутные, неузнаваемые. Размытое лицо какой-то старухи, склонившейся прямо ко мне.

- Айшалис! – воскликнула она, отшатываясь. – Ничего ты мне не должен, Оутор! Льяра Милостивая тебя вела, не иначе!

- Айшалис? – эхом переспросил мужской голос.

Надо мной склонилось мужское лицо. Кроме бороды ничего не смогла определить, пелена перед глазами мешала.

- Айшалис, клянусь Великой Льярой! – тоже отшатнулся он.

- Пошли, Оутор, трав заварю. У вас останусь, покуда девку не выходим. В лесу, говоришь, нашел? Неспроста то, ой, неспроста!

Рядом со мной присела еще одна женщина. И ее лицо я видела очень смутно. Но вот голос – тихий, успокаивающий слышала отлично. А еще тепло рук. Она взяла мои ладошки в свои, прикрыла оголенную грудь чем-то теплым и колючим, нежно провела ладонью по лицу.

Женщина принялась петь какую-то песенку, смысл которой от меня ускользал. Вроде слова все знакомы, а в предложения не складываются. Постепенно, убаюканная, снова уснула.

Проснулась от поглаживаний. Мне помогли чуть приподняться и едва ли не насильно влили какой-то настой. На вкус – чуть горьковатый, но не слишком. Пришлось подчиниться, с трудом глотая все до последней капли. Опухшее горло с трудом пропускало даже крохотные капли, но с каждым глотком боль немного притуплялась.

Устала.

Меня снова уложили и заботливо укрыли чем-то тяжелым и колючим.

Не знаю, сколько времени я провела в таком состоянии, бодрствуя только во время таких вот отпаиваний. Но с каждым разом пить становилось все легче, а пелена перед глазами рассеивалась.

И вот, наконец, наступил тот момент, когда я смогла не просто открыть глаза, но и рассмотреть потемневшее от времени, испещренное множеством морщин лицо очень старой женщины. Скрюченными пальцами она держала пиалу у меня перед лицом и тихим скрипучим голосом подбадривала выпить все до конца.

- Спасибо, - прохрипела я, тут же закашлявшись.