Хозяйка "Логова" - стр. 33
- Как поживаешь?
Я молча сверлю его взглядом. Раздобрел, порыжел пуще прежнего, бороду отрастил, чтобы скрыть второй подбородок. На щеке шрам, на клин похожий. Слухи ходят, что Тасор его в драке с поножовщиной получил. Но я от постояльцев знаю, это метка от тестя, напоминание, чтоб Галжский супругу не бил. Когда-то я им восхищалась, потом тихо ненавидела, сейчас презираю и видеть не хочу.
- Ты почему молчишь? – интересуется он и улыбка меркнет, стоит нашим взглядам встретиться.
- А тебе что, жить негде, в «Логове» решил заночевать?
- Нет… - ответил он с заминкой.
- Есть нечего?
- Да как бы… - усмехнулся моему предположению, бороденку свою поскреб, сверкнув на зимнем скудном солнце тремя перстнями на пальцах. - Я жизнью доволен.
- Тогда чего ко мне прицепился?
А он взглядом косит по сторонам, не услышал ли кто, как его внимание отвергают.
- Да просто давно тебя не видел.
- Еще бы столько же, а лучше вдвое больше. – И перехватив свою ношу крепче, решила обогнуть его сани и двойку впряженных в них лошадей. Он не дал, прицыкнул, и холенные черные жеребцы преградили мне дорогу. Правда, затем, словно беду почуяв, отшатнулись, чуть не свалив Галжского с саней. Но тот не отступился, решил догнать.
Если подумать, от подарков Дори один лишь только прок, и от кольца и от посылки. Жаль только, что людей они не отпугивают. Бывший помощник менее чем через минуту поравнялся со мной.
- Что ты сразу огрызаешься, я же всего-то спросить хотел…
- Что? Спрашивай… Ну! - поторопила умника, страстно желая от него убежать.
- Говорят, ты замуж вышла, - бросил он не разжимая зубов, и я в остановилась недоумении. Во-первых, откуда он знает, а во-вторых, с чего вдруг решил спросить.
- Вышла. И что с того?
– За тарийца… - Вот это уже сказал с презрением. Того глядишь, в упрек поставит, что выбрала не его.
- Ну и?
- Знатного рода…
- Так и есть, - я криво улыбнулась, ожидая, когда же Галжский перестанет ходить вокруг да около и меня задерживать. Посылка неприятно оттягивает руку, напоминая о том, что малый вес со временем «становится» все тяжелее и тяжелее. Солнце слепит, мороз колет, а этот все никак не договорит.
- Фамилию его со своей соединила… - Прошипел.
- Ага.
- Пять лет назад! – выдохнул со злостью и сплюнул, словно бы я ему кровный враг. Бровью не повела, улыбнулась ехидно, ведь чувствуется мозоль у мужика не хилая, но наступила на нее не я.
- Кажется, кому-то во время волны бракосочетаний, на обряде делать было нечего, в храме в уголке сидел, надписи на алтаре читал, года высчитывал. – С удовольствием проследила за тем, как он изменился в лице и невинно вопросила: - Кстати, а кого ты «замуж» выдавал?
- Не твое дело! – и рявкнул так, что сразу стало ясно – их гостиницу в Заснеженном тоже какому-то тарийцу отдали. А так как управленцев там три мужика и лишь одна женщина, значит…
- То есть жена у тебя нынче двоемужница, а нахамить ты решился мне.
- Ее вынудили, а ты… по собственной воле вышла за врага!
Вынудили – не подходящее слово. Я точно знала, что тарийцы прагматично предлагали владельцам имущества несколько вариантов дележа и уже те решали, как поступить. И то, что он называет принуждением, вряд ли было худшим из решений. Но сказать это я не успела, неожиданно оказалась схваченной за шею и прижатой к шершавой стене в ближайшей подворотне. Здесь было темно, неприятно пахло и еще здесь было чуточку страшно. Потому что невменяемый Галжский одной рукой меня держал, а второй расстегивал мою одежду, попутно шаря по телу и грубо сжимая все подвернувшееся.