Хозяйка Дома Риверсов - стр. 21
– Что? – взревел герцог Бедфорд.
Мы с тетей Жеанной были в гостях у его жены и сидели в ее покоях, где в камине жарко горел огонь, а музыкант в уголке тихо наигрывал на лютне. На столах стояли наилучшие вина, все вокруг было таким красивым и элегантным; и вдруг, несмотря на две пары закрытых дверей, из покоев герцога донесся этот возмущенный возглас.
Мы слышали, как хлопали двери, как граф Уорик[17] выбежал из покоев герцога в недоумении, чем вызван этот взрыв бешеного гнева. Постепенно все прояснилось, хотя, собственно, особых сомнений на этот счет у нас и не было: англичане никогда и не желали, чтобы церковь билась за спасение души какой-то заблудшей девицы и заставляла ее раскаяться в совершенных грехах, дабы понести заслуженное наказание и обрести прощение. С самого начала это была обыкновенная охота на ведьм. Ведьму следовало непременно найти и отправить на костер, который только и ждал, когда к нему поднесут пылающий факел. Смерть уже стояла наготове, готовая принять в объятья жертву-девственницу, которую ей посулили. Герцогиня Анна подошла к дверям, их услужливо перед ней распахнули, и теперь каждое слово герцога раздавалось отчетливо; замерев от ужаса, мы слушали, как он громит епископа Пьера Кошона – Кошона-судью и Кошона-человека, – в глазах герцога, видимо, представлявшего одновременно и Господа, и правосудие, и всю церковь.
– Да поймите вы, наконец! Я вовсе не хочу, чтобы она признала себя виновной и отреклась от веры! Не хочу, чтобы она подписала признание и церковь отпустила ей все грехи! Я, черт возьми, не желаю, чтобы она до конца жизни торчала в темнице! Разве это даст мне гарантию безопасности? Мне нужно, чтобы она как можно скорее превратилась в горстку пепла, которую унесет ветер. Неужели я выразился недостаточно ясно? Мне что, самому ее сжечь? Вы обещали, что это сделает церковь, так делайте же, черт побери!
Герцогиня быстро вернулась на прежнее место, жестом приказав слугам плотно затворить двери, однако из-за них по-прежнему звучал раскатистый голос регента Франции. Ругательства и проклятия так и сыпались из его уст, и герцогине осталось лишь пожать плечами: мол, ничего не поделаешь, мужчина есть мужчина, да еще в такое сложное, военное время. Моя тетушка понимающе ей улыбнулась, а музыкант сильней ударил по струнам лютни и громко запел. Я встала, подошла к окну и выглянула наружу.
На рыночной площади уже был почти сложен огромный костер, весьма внушительное сооружение: в центре торчал толстый столб с мощной перекладиной, вокруг которого пирамидой выкладывали охапки дров. Итак, Жанна призналась во всех грехах, отреклась от прежних убеждений, и ее, объявив виновной в многочисленных преступлениях, приговорили к тюремному заключению.
А костер на площади продолжали готовить!
Тетушка кивнула мне в знак того, что нам пора, и я сразу же спустилась вниз. Некоторое время я была вынуждена ждать там – тетя зачем-то задержалась в покоях герцогини, возможно, прощалась с ней. Уже наступил май, однако было очень холодно, и я низко надвинула капюшон и спрятала под плащ руки, думая о том, есть ли у Жанны в темнице теплое одеяло. Вдруг огромные двустворчатые двери, ведущие в приемную герцога, настежь распахнулись, и оттуда быстрой походкой вышел он сам.