Хозяйка болот и кот-обормот - стр. 40
Сам он не помнил, когда начал так жить. Может, десятки лет назад. Может, век-другой. Для таких, как он, время течет иначе. Помнил только, что сила нужна ему, как воздух. Сила живая, молодая, которую лучше всего через любовную страсть получать.
Кто-то из таких как он страхом предпочитали брать. Гоняли едва ли не до смерти, прежде чем силу испить. Но Ярочар такого не любил. У страха и ужаса сила горькая, что скулы сводит. А у любви – сладкая, терпкая, словно летняя медовуха.
А потом явилась она. Ведьма настоящая, не чета деревенским девкам. Волосы черные как смоль, глаза зеленые, как молодая трава. Увидела его на ярмарке, усмехнулась. Не так, как другие девки, а насмешливо, с вызовом.
– Знаю я, кто ты, – сказала она ему прямо. – И чем промышляешь, знаю.
Он не испугался. Подумаешь, ведьма! Ведьмы тоже женщины, тоже любви хотят, страсти жаждут.
– А коли знаешь, – ответил с улыбкой своей чарующей, – то и боишься, поди?
– Не боюсь, – отрезала она. – Но и в твои сети не попадусь.
Вызов! А от вызова он никогда не отказывался. Решил эту гордячку приручить, обольстить, силой ее напитаться. У ведьм силы много, надолго хватит.
Ухаживал красиво. Цветы под окном оставлял, песни пел такие, что сердце заходилось, в глаза заглядывал – не мог начаровать, ведьма все-таки, но и без чар обходился.
Неделя, другая, месяцы... Она сдалась. Сама пришла к нему в лесное логово, сама отдалась. А сила в ней была – ух какая! Жадно пил он эту силу, через поцелуи, через объятия, через слияние тел. Пил, не мог напиться.
Три дня и три ночи длился их любовный пир. А потом, как обычно, остыл. Наигрался. Насытился.
– Прощай, – сказал ей на четвертое утро. – Было хорошо, но мне пора.
Она не плакала, не умоляла. Смотрела только. Пристально, цепко. А потом улыбнулась так, что даже ему, древнему существу, жутко стало.
– Любишь играть чужими сердцами, баюн? – спросила тихо. – Любишь силу через любовь красть? Что ж... Будет тебе проклятие по делам твоим.
Он не успел ее остановить. Ведьма сорвала с шеи амулет, бросила в костер, что догорал у входа в пещеру. Пламя взвилось высоко, стало зеленым, чадящим.
– Отныне и вовеки, – произнесла она нараспев, – привязан будешь к месту одному – болоту дикому за Тремя холмами. Не сможешь уйти далеко, всегда возвращаться будешь. А силу брать сможешь лишь малыми порциями, чтобы голод не утолять никогда. И полноценной связи с женщиной не будет у тебя, пока истинно не полюбишь! И чтобы то взаимно было! Всем сердцем, всей душой, не на время, а навечно. Да только кто полюбит такого, как ты? Кот-баюн? Вот и ходить тебе при свете дня котом обыкновенным!
Он кинулся было к ней, но ведьма, и без того истощенная их любовными днями, последние искры выплеснула. И упала без жизни.
А костер взревел, окутал его зеленым дымом. Боль пронзила все тело, скрутила, выжгла изнутри. Он кричал, метался, но ничего не мог поделать.
Когда очнулся, был уже на болоте. Том самом, за Тремя холмами. И чувствовал: привязан к нему невидимой цепью, не вырваться.
Пытался, конечно. Уходил, сколько мог. Но всегда возвращался – измученный, голодный, злой. А голод этот, голод по живой силе, теперь никогда не утолялся полностью. Сколько ни бери – все мало.
Годы шли. Десятилетия. Век прошел. Он научился жить с проклятием. Научился брать силу по крупицам – у зверей лесных, у путников случайных, иногда и у девок деревенских, но немного. Поди в ночи да во снах околдуй их так, чтоб прямо открылись-доверились… Чуть просыпаются, сразу брыкаются, шельмы. Не нравится им в постели с кошмаром ночным развлекаться. А уж о любви и вовсе говорить нечего.