Хозяин жизни - стр. 27
— Как мы с ними сядем, нам же уже еду принесли? — тихо возмущаюсь, глядя на стол с тарелками. — Да ладно, Машунь, ерунда какая, — начинает сгребать еду в одну тарелку Артур.
Выглядит ужасно.
— Может, с мамой сядем?
— Маму я все время вижу, а отца неизвестно, когда в следующий раз.
Вот уж точно. Прям в точку сказано. Но выбора нет и как послушная жена встаю вслед за мужем.
— Горько! — орет не совсем протрезвевший троюродный дядя жениха.
Его хором поддерживают другие гости.
И Артур, оставляя в покое тарелки, идет ко мне. В последний момент я замечаю внимательный и очень темный взгляд Дусманиса, который уже сидит за столом и молча орудует вилкой. Он смотрит прямо на нас. Артур его загораживает и дальше демонстрирует такой силы страстный поцелуй, что я чуть не падаю на стул от его напора. Мне почему-то становится стыдно и жутко неудобно. Отпустив меня, Артур снова принимается за тарелки.
— Ты знаешь, что слово «ресторан» происходит от французского глагола restaurer, означающего «восстанавливать силы». Первые настоящие французские рестораны, появившиеся задолго до революции, представляли собой магазины здоровой пищи, продающие одно основное блюдо — бульон… Па, мы с вами сядем?
Дусманис позволительно кивает. А я в таком ступоре, что даже поздороваться не могу. В ушах все еще стоят стоны этой рыжей девки, а воображение дорисовывает то, как они жарко спариваются на огромной двуспальной кровати.
Мы действительно перетаскиваем все тарелки к ним на стол... как идиоты.
— Посмотри на них, Миша, ну просто голубки. Как ночь прошла? Кровать не сломали?
Дусманис цепляет вилкой омлет, медленно поднимает глаза и смотрит прямо на меня.
— Много болтаешь, Азалия, — затыкает рот он своей спутнице, посчитав данный вопрос совершенно неуместным.
И я ему благодарна за это. Меньше всего я хочу сейчас обсуждать то, как провела эту ночь. Учитывая, что мне хорошо известно, как ее провели они.
— Ну извините, — пожимает плечами рыжая, — за бестактный вопрос. Просто мне кажется, что брачная ночь — это такое невероятное событие, полное любви и страсти.
Сыплет мне соль на рану Азалия, при этом так смотрит на Дусманиса, что я не могу сдержать смех. Она что замуж за него собралась?
— Что смешного, Маш? — неожиданно спрашивает меня свекор.
Дергаюсь, услышав свое имя из уст Дусманиса. Его голос будоражит, он такой глубокий и очень мужской. Что смешного? Ну как же? Это очень забавно, как эта явно одноразовая любовница возомнила себя будущей госпожой Дусманис.
— Ничего особенного, Михаил Сафоронович, — смотрю ему прямо в глаза.
И от глубины его темного взгляда у меня ощущение мурашек по телу и дрожь в коленях.
И чтобы не показать виду, я погружаюсь в еду, ковыряю омлет, нарезаю на мелкие кусочки ветчину, кожей ощущая присутствие Дусманиса за столом. Но ложка в рот не лезет, мне кажется, что я ем некрасиво, и все у меня выходит неприлично. Ад, а не завтрак.
— Михаил Сафронович, что-нибудь еще? — подходят к нам сразу три официанта.
Они выстраиваются в ряд перед «хозяином жизни».
— Занимайтесь гостями, — посылает он официантов, и они сразу же исчезают.
Так уж вышло, что Артур сел рядом с папой с одной стороны, Азалия с другой, а мне ничего не оставалось, как сесть на четвертый стул напротив Дусманиса. И теперь я могу только смотреть в свою тарелку, либо за широкое плечо «хозяина жизни». В этот момент в зале появляется Катька, она за спиной Дусманиса, и видеть он ее не может. Она таращит глаза, хватается за сердце, мол «не хрена себе вы сели!?». Потом смеется и показывает большой палец.