Хозяин иллюзий - стр. 19

Конечно, я сама была удивлена столь стремительному развитию симпатии к Фархаду. И что я как-то резко изменила к нему отношение после эмоциональной встряски, и позабыла, скольких человек он лишил жизни. И уже не так пугает, что он тот ещё зверь по своей природе, который привлекал меня и влюблял в себя с каждой прожитой минутой, ничего для этого не делая.

Эти слепые чувства к Фархаду, которые заполонили мозг и сердце, очень меня тревожили. Рассудок искренне недоумевал, как так случилось, что я стала типичным примером пациента со Стокгольмским синдромом, который влюбился в того, в кого не следовало.

Но одно я чётко понимала. Та реакция, которая сработала не после секса, а в результате постепенного превращения лютой ненависти к Фархаду в противоположное, сильное, всепоглощающее чувство, росла и крепла внутри меня. Более того, эта реакция стала необратимой.

Я терлась об Фархада, как кошка, и уже не представляла, что когда-то смогу возненавидеть его обратно. Он – тот незаменимый элемент, помимо детей, без которого моё сердце не будет функционировать в полном объёме. Но я не скажу ему об этом. По крайней мере, сейчас. Я должна заручиться уверенностью в том, что наши чувства взаимны.

Отдых за пределами автодорог протекал неимоверно кисло. А я рассчитывала совсем на обратное, но приходилось довольствоваться тем, что есть, и оттого – вешаться от скуки.

Фархад отсутствовал большую часть времени. Первую неделю нашего пребывания в гостях у Абдуризы, он возвращался к точному времени, когда нужно было купать детей перед сном. Ну а после того, как укладывали их спать, мы с ним искали новые сексуальные впечатления, пробуя заниматься любовью в разных местах и на разных поверхностях.

Ну и, помимо приятной шалости, поболтать мы могли спокойно, ведь никто не отвлекал. Правда, о том, где пропадает, Фархад распространяться не спешил. И каждый раз, когда я спрашивала, он уходил от темы.

Но для меня его присутствие рядом уже принималось за счастье. Поэтому я каждый день ждала наступления вечера, ведь именно вечером начиналась моя активная жизнь, полная радостных моментов и ласковых поцелуев.

Само собой, я быстро привыкла к тому, что должна ждать Фархада каждый день и каждый час. Покорно сидеть и ждать, больше ни о чём не думая. Ведь он придёт, и тогда я буду не одинока. Тогда я почувствую, что любима.

Но эта беззаботность в наших, едва зародившихся чувствах продлилась слишком недолго.

Всю вторую неделю я практически не видела Фархада. Приходил он поздно ночью, сильно уставший, ложился спать, а рано утром опять уходил, ничего не говоря при этом. Ни когда вернётся, ни куда он ходит и где время проводит, я не знала. И некогда было спрашивать. Мы практически перестали разговаривать.

С другой стороны, Фархаду заметно легчало. Дело упорно двигалось к выздоровлению.

И хоть это не могло не радовать, мне всё равно было тяжело и скучно находиться одной.

Одиночество теперь было для меня равносильно суровому наказанию. Лучше бы плёткой отстегал или матом накрыл, чем так – молчанием убивать и терзать неизвестностью, где и почему он пропадает целыми днями.

Поскольку иного способа отвлечься не было, основную часть времени я, предоставив детям мультики в неограниченном количестве, проводила на кухне. И тоже за телевизором, но тот был не таким большим, как в зале.