Хозяин дракона - стр. 17
Я зачерпываю ложкой, дую на варево, пробую. Крупа слегка твердая, но сойдет. Дольше варить нет времени – за окном темно. Дядя Саша наверняка проснулся, ему плохо. С похмелья он плохо видит и соображает. Поест – и придет в норму, проверено.
Переливаю варево в судок: я ношу в нем ужин опекуну. Вечером в поселке небезопасно, но лопатка со мной. Я запираю дом, иду темной улицей. То у одного, то у другого дома слышатся голоса и пьяная ругань – воскресенье. На меня не обращают внимания – привыкли. Вот и клуб. В окнах конюшни горит свет. Почему? Дядя Саша встал? Обычно он зажигает лампочку только в каморке – электричество надо экономить. Дверь приоткрыта… Уходя, я запер ее на ключ. Странно…
Я тяну на себя тяжелую створку, и первое, что замечаю – человека на полу. Он лежит лицом вниз, неловко вывернув руку ладонью вверх, из-под головы растекается темная лужа. Я бросаю судок и переворачиваю тело. Лицо дяди Саши залито красным, глаза закрыты… Упал, ударился головой? Скорее вызвать «Скорую»! В офисе клуба есть телефон! Я щупаю пульс на шее опекуна – дядя Саша меня учил. Не бьется… Я торопливо расстегиваю рубашку, приникаю ухом к груди – тихо… Да что же это!..
Я сижу на холодном цементном полу, слезы жгут мне глаза. Зачем, зачем я оставил его одного?! Надо было остаться… Пусть дяде Саше было бы плохо, но я не позволил бы ему упасть и удариться головой о пол. Сволочь я бездушная!
– Стой, сука! Стой смирно! Кому сказал!
За углом, у денников, крики, глухие удары, ржание, полное боли. Кто там? Встаю, бреду. У денника Майки трое. Один держит в руках уздечку, второй стоит в стороне, третий дубасит кобылку бейсбольной битой. Кобылка пятится и кричит.
– Хватит, Серый! – говорит тот, что с уздечкой. – Прибьешь!
– Ну и хрен с ней! – ухмыляется Серый. – «Крестного отца» смотрел? Там коню голову отрезали и в постель хмырю подкинули. Как он орал! Хорошо бы и Мамеду так. Весь поселок платит, а он зажал, сука черная! Вот угрохаем коней…
– Хватит, что сторожа угрохал!
– Пусть не лезет! А то начал… Я ж не знал, что он такой дохлый, вроде не сильно стукнул…
Рэкетиры… Дядя Саша мне рассказывал: обложили данью поселок – и не только наш. Дядя Мамед им не платил, дядя Саша сказал: у него надежная «крыша». Не помогла она…
Я снимаю с пояса лопатку, сдергиваю кожаный чехол. Я знаю, что буду делать. У меня осталось одно желание. Сильное-сильное…
Майка больше не сопротивляется. Глаза кобылки полны боли, по морде текут слезы. Сегодня она катала Юлю…
Первым замечает меня Серый.
– А это кто? Чего надо, пацан? Вали отсюда!
Я молча иду к нему.
– Серый! У него лопатка! – кричит второй рэкетир.
– Еще один сторож? – ухмыляется Серый. – Ну-ну…
Он хватает прислоненную к стене биту, идет навстречу. Серый высокий и крепкий, он скалит зубы и перебрасывает биту из руки в руку.
К бою! Правая нога – вперед, рука согнута в локте, хват за черенок универсальный. Левая рука защищает горло.
– Гляди-ка ты! – ухмыляется Серый. – Спецназ! Ну, пацан, напросился!
Бита взмывает вверх. Нырок, шаг в сторону, лоток скрежещет по кости. Серый орет и роняет биту. Кость голени спереди едва прикрыта кожей, пнуть – и то заплачешь. А если рубануть острым?
Я выпрямляюсь. Серый орет и ругается. Удар тычком! Остро отточенный лоток с хрустом перерубает гортань, легко проникая дальше. Дядя Саша запрещал мне отрабатывать этот прием, но я не послушал. Занимался тайком, когда он не видел… Крик захлебывается. Серый валится вниз, едва успеваю выдернуть лопатку. Из разрубленного горла на цементный пол толчками выливается кровь, Серый хрипит и дергает ногами.