Хотите, я буду вашим понедельником? - стр. 19
На экранах снова появлялись главные, говорили свое коронное – уничтожим мир по ту сторону стекла – делали вид, что смотрят, делали вид, что слушают, поднимали руки в каких полагалось приветствиях, левую руку ладонью вверх или правую руку тыльной стороной вперед, или еще как.
Думали, что можно сделать еще что-нибудь, ну они даже не знали, что, найти еще какие-нибудь улицы или переулки, куда можно заходить под каким-нибудь предлогом, например, магазин там какой или еще что, – и на какие-то доли секунды смотреть по ту сторону стекла. Как назло никаких улиц не попадалось, единственным утешением были дни, когда надо было подниматься на трибуну, видеть на мир по ту сторону стекла, ненадолго смотреть в глаза напротив, говорить свое коронное —
Мы уничтожим мир по ту сторону стекла!
Кого мы боялись
…нельзя сказать, чтобы мы их боялись, ведь бояться можно того, кто делает тебе что-то плохое, ну на крайний случай того, от кого не знаешь, чего вообще ждать – они же ничего дурного нам не делали, старались держаться как можно незаметнее, чтобы ненароком ничего не нарушить, никого не обидеть, не задеть. Ходили по улицам, смотрели старинные домики, делали снимки, заходили в лавочки, покупали всякую всячину, были любезны – как-то особенно, фанатично любезны, будто боялись одним неверным движением разрушить нашу гармонию.
И все-таки мы их боялись – вернее, не их самих, а того, откуда они при… даже непонятно, как сказать, приехали, пришли, прилетели, прибыли, при… Иногда пытались спросить у них, – из какого года – никогда не спрашивали, почему-то понимали, что о таких вещах не говорят.
Мы поняли, что никого не боялись, что вообще не знали, что такое бояться – когда появились другие, а может быть, те же самые – но другие, которые приходили смотреть не на дома и не на улицы, а на небо – чистое голубое небо, на зеленую траву, на землю. Вот у них и правда не терпелось спросить, откуда они, что там – и опять же не спрашивали, понимали, что спрашивать нельзя…
Город в степени города
…он мне уже не нравился, давно не нравился с того самого момента, когда…
– …ну, вы же сами понимаете, что с ними нам не тягаться, с этими со всеми, у которых хотя бы восьмерка есть, не говоря уже про тех, у которых девятки есть…
– И это все, что вы можете сделать? – в отчаянии смотрю на скачущие вперед миры, миры, которые мы никогда не догоним, – вот это все, что вы можете сделать? Семь-два-ноль-ноль?
– Премного сожалею…
Смотрю на него, никогда не глядящего в глаза, мне так и кажется, он чего-то недоговаривает, не люблю я таких, которые не глядят в глаза и не договаривают, что он скрывает, что он задумал, кто он вообще, я даже имени его не знаю, то ли дело раньше было, знакомятся, сразу имя называют, а тут как будто вообще чуть ли не дурным тоном стало имя спрашивать…
Отсюда с балкона видно миры, стремительно обгоняющие нас – миры с восьмерками и девятками, миры, скачущие во весь опор…
– Ну, это не ваша вина, – смягчаюсь, – в конце концов, нам достались не очень-то хорошие цифры, да и цифр-то всего две, семерка и двойка, а нули это так…
– Дело не в цифрах…
Смотрю на него, как на психа, а в чем же еще… или ты совсем того, тебя как вообще на работу взяли, математик ты наш хренов…
– …не в цифрах… в одной-единственной цифре, которая стоит в начале…