Хороший сын, или Происхождение видов - стр. 34
Секунду, подожди. Посмотри вниз. Заговорил Реалист. Я посмотрел на мраморный пол, блестящий, как жемчуг. В нем отражался сидевший на коленях возле трупа мамы сумасшедший – его тело раскачивалось взад и вперед, он смеялся, обнажая в львином оскале зубы. Когда я повернул голову, то увидел мертвую маму. Как и десять лет назад, когда я один смеялся в кинотеатре в районе Тонсундон, она спрашивала меня грустными глазами: «Что смешного?»
Смех резко оборвался. Наступила тишина. Разгневанный голос привел меня в себя.
Ты как… смеешь… как… как ты посмел папину…
Я посмотрел на бритву. В глаза бросились инициалы на рукоятке. Я сразу вспомнил расширившиеся черные зрачки мамы. Вспомнил налившиеся кровью глаза и свирепые языки пламени, и жар, которые сжигали маму, словно дерево. Не может быть. Неужели она вела себя так только из-за этого? Из-за того, что я, такой ничтожный, посмел забрать папину бритву?
Ты…
Ючжин, ты…
Ты не должен жить.
В этом и была причина, по которой я не должен жить? Это и есть мое преступление, за которое она приговорила меня к смерти? И чтобы привести приговор в исполнение, она хотела перерезать мне горло? Из-за этого она, в итоге, погибла сама, погибла от моих рук и вопреки своим намерениям, ведь правда? Так она разрушила мою жизнь? Именно из-за этого? Из-за какой-то вещицы умершего папы?
Я покачал головой. Это все равно что, охотясь на мышь, пульнуть по дому крылатой ракетой с максимальной дальностью стрельбы в восемьсот километров. Смог бы я избежать этой сумасшедшей ракетной атаки, если бы вчера ночью успел спрятать бритву до того, как мама вытащила ее из моего кармана, скажем, ухитрился бы просунуть ее к себе в рукав или зажать между пальцами?
Я снова покачал головой. Избежать ужасной трагедии было уже поздно. Невозможно исправить ход событий, которые уже прошли временную спираль, и изменить их направление. Это под силу лишь богу или высшему разуму, но никак не человеку, который сходит теперь с ума перед телом мамы. Единственное, что я мог сделать – это посмотреть на ситуацию под другим углом зрения. Но, как ни крути, можно ли найти оправдание тому, что предмет умершего человека разрушил сразу две жизни?
Я уже в третий раз покачал головой. Можно было даже не пытаться. Сама ситуация казалась сюрреалистичной, такое нарочно не придумаешь. Подобное могло произойти, только если бы мама была одержимой… Во мне все кипело. Я сердито смотрел в ее глаза. Пальцы, державшие бритву, подрагивали. Мне очень хотелось встряхнуть маму за плечи. Хотелось крикнуть ей. Не молчи! Скажи что-нибудь! Объясни, каково это двадцать пять лет контролировать жизнь сына, и потом полностью разрушить ее?
Начали бить часы. Восемь ударов. В голове будто переключили скорость на коробке передач, и передо мной снова проступила реальность. И с ней вернулось страшное отчаяние. Мой взгляд, словно электрон в магнитном поле, двигался по часовой стрелке – кухня, лестница, ведущая на второй этаж, дверь комнаты напротив маминой спальни, шкаф в углу, часы… В моей памяти всплыли удары этих часов. Раз, два, три.
Я задержал дыхание. Вчера ночью я отправился домой в полночь, а в свою комнату поднялся только в три часа ночи.
На то, чтобы подняться в свою комнату с момента столкновения с мамой у двери квартиры, потребовалось бы от силы минут тридцать. В таком случае я должен был вернуться домой в половине третьего. Не может быть, чтобы я два с половиной часа шел домой. Волоски у меня на руках встали дыбом. Пришел ответ на вопрос, почему мама примерно в половине второго звонила Хэчжину и тете, а параллельно возник новый – где я был и что делал с полуночи до половины третьего?