Хороший, плохой, неуловимый - стр. 3
Именно Банин понял, что преступники секут даже малолетних детей плетьми и расправляются с жертвами ударами топоров, потому что, согласно преданию, на месте села когда‐то стояли войска Степана Разина. Догадка привела его в закулисье спектакля саратовского ТЮЗа, где недавно поставили натуралистичный спектакль «Царский гнев», актерский состав которого год назад покинул исполнитель роли палача. Отсутствие реплик и недостаток таланта Степан Дьячков активно компенсировал дотошным воспроизведением средневековых пыток, претензиями на сложность натуры и банальным пьянством. Этой харизмы хватило для увольнения из театра и создания собственной кровавой труппы из бывших детдомовцев и неблагополучных учеников ПТУ. Обретя своего Чарльза Мэнсона, поклонники «таланта» Дьячкова назвались «Лицедеями» и поселились на заброшенной даче в богом забытом поселке, где их и взял штурмом ОМОН. И все это стало заслугой Банина, с его цепкостью и способностью анализировать не связанные, казалось бы, между собой факты. Гурова эта его черта, свойственная и самому полковнику, восхищала.
Позже, встретившись на допросе со следователем, Дьячков проклял Банина. Начал он издалека.
– Как вас по батюшке? – спросил убийца и истязатель, никоим образом не демонстрируя своей досады и разочарования из‐за поимки. Вел себя словно на светском рауте, показалось Банину.
– Павел Дмитриевич, – ответил тот сдержанно.
– А батюшку как величали?
– Дмитрий Павлович. Это у нас семейное.
– Понятно. А поглубже родословную не копали? – продолжал расспрашивать его Дьячков.
– Нет надобности.
– Зря! Судя по фамилии, основатель вашего рода был банщиком.
– Все может быть. Прозвища, к которым восходят фамилии, часто указывают на род занятий носителя.
– А знаете, что банщики часто знались с бесами? Точнее, одним бесом.
– И каким?
– Банником.
– Звучит безобидно.
Дьячков хохотнул:
– Безобидно?! Банник наблюдал за жителями деревни в банный день из‐за каменки. А после полуночи приводил в парную своих гостей – других чертей, духов леса и овина, где шла молотьба. Всех, кто мешал честной компании, они душили.
– Как ваша паства? – не сдержался Банин.
– Скорее, ваша, – ехидно ответил Дьячков. – Если баню снести, бес может прицепиться к тому, кто там трудился, и вечно жить потом с его семьей. Окружая ее членов энергией танатоса. Привлекая в нее горести и смерть.
Даже познакомившись со своей невестой Ангелиной, которая работала танатопрактиком, то есть человеком, который бальзамирует, одевает и делает макияж покойникам, Банин не придавал этим словам значения. Но сейчас, глядя, как она открывает патологоанатомический мешок, в котором тело его сокурсницы и коллеги Лизы Колтовой доставили из судебно‐медицинской экспертизы, Павел подумал, что по крайней мере в последние месяцы его и правда преследует какой‐то злой рок.
Ангелина Лапина считала, что вполне может воспринимать себя как Персефону, обреченную и могущественную жену Аида, мрачного владыки преисподней, наравне с ним почитаемую и едва ли не чаще призываемую. В свои двадцать три она верила, что, живи древнегреческая богиня в наши дни, да еще в Саратове, слепящее сияние ее красоты тоже озаряло бы собой ресепшен «Нейротраура», одного из самых креативных похоронных агентств в стране. В его роскошном офисе искусственный интеллект приветствовал естественное угасание человеческого сознания, воплощая все, что даже не снилось почившим вечным сном, и исполняя заоблачные желания их довольных жизнью родных. Безусловно, расценки здесь соответствовали уровню оказания ритуальных услуг. Но никто из клиентов – наиболее обеспеченных жителей не только Саратова и области, но и всей страны – на это не жаловался. Поскольку мог заказать все, что угодно – от голландских роз с багрово‐черными лепестками в безумном количестве до хрустального – стеклянного, разумеется, но эффектного – гроба.