«Хороший немец – мертвый немец». Чужая война - стр. 24
Слово «баня» Юрген Хайн, кстати, произносил по-русски и довольно засмеялся – вот как выучил чужой язык! «Интересно, – подумал Макс, – а я могу говорить по-русски, не исчезло ли знание родного языка? Надо бы проверить…»
– Мне за ту зиму «мороженое мясо» дали, – гордо и в то же время иронично произнес Хайн.
– Что? – не понял Макс.
– Медаль «За зимнюю кампанию на Востоке», – пояснил оберфельдфебель, – вот…
И показал на небольшой кругляш у себя на груди. Темно-красная лента с черно-белой полоской была небрежно продета через петлицу серо-зеленого кителя.
– Мы ее «мороженым мясом» потому называем, что лента по цвету очень похожа на замороженную говядину, – пояснил Юрген. – Или свинину… Хотя, говорят, красный цвет обозначает кровь, которую мы пролили на полях сражений…
Макс с интересом разглядел медаль. Эх, Костика бы сюда, вот он бы таким трофеям обрадовался…
– Эти две белые полоски, – продолжил объяснение оберфельдфебель, – символизируют русский снег под Москвой, а черная между ними – скорбь по нашим павшим товарищам.
– «Мороженым мясом» мы еще потому зовем, – перебил его Юрген Бауэр, – что ее давали за отмороженные задницы. И другие части тела…
И довольно захохотал. Смех подхватили и прочие участники разговора – все, кто находился в курилке. Макс снисходительно улыбнулся – пусть шутят… Он понимал: солдаты стараются скрыть за смехом свой страх, никому не хочется умирать в далекой России, каждый мечтает вернуться в свой дом. Живым и желательно – одним куском.
«Только не у всех это получится, – подумал Макс, – война еще долго продлится…»
Густой утренний туман заполнял траншеи. «Черт, ничего не видно, – выругался про себя Макс, – как сквозь парное молоко идешь».
Он чуть было не налетел на своего караульного – Йозефа Ранке, укрывшегося от сырости под серой плащ-палаткой. Ефрейтора била мелкая дрожь – несмотря на лето по утрам было довольно холодно. Река Гжатка протекала близко, и от нее наползал клочковатый, липкий, противный туман, из-за которого нельзя было ничего разобрать далее двух-трех шагов.
Макс обходил свои позиции. Сегодня ожидалась очередная атака, и надо было к ней подготовиться. Главной его заботой были пулеметы – чтобы работали как часы. Иначе не отбиться…
Во взводе их было четыре – два легких и два тяжелых, на треногах. Собственно говоря, только благодаря им удавалось удерживать эти позиции. Десятизарядный немецкий карабин – конечно, вещь хорошая (хотя против «калаша» не тянет, решил Макс), но пулемет лучше. Безотказная немецкая машинка выкашивала наступающих, как траву. Целыми рядами…
Макс невесело усмехнулся: надо же, называет русских солдат «противником». И сражается, по сути, против своих дедов-прадедов. Причем хорошо сражается, грамотно, деловито, как и положено образцовому немецкому офицеру. Макс плотно втянулся в армейскую службу и старательно тянул лямку. Что было для него довольно странно. Он – и вдруг армия? Несовместимые понятия. Он избегал военной службы и вообще всего армейского. Но вот пришлось же. Как говорится, зарекалась ворона…
Если бы кто-нибудь сказал, что он будет носить лейтенантскую форму, да еще немецкую… Ни за что бы не поверил! Но факт остается фактом – он в армии, да еще в вермахте. И никуда от этого не деться. Приходится служить, причем старательно. Как заметил оберфельдфебель Хайн, война – лучший в мире учитель, быстро всему учишься. Наказание за ошибки одно – смерть.