Хорошая девочка мечтала о плохом - стр. 11

Я отчетливо понимаю, что он собирается сделать, и почти кричу:

– Хэл сказал, интимная близость по желанию.

– Нина, – засмеялся Уоллер. – Хэл все правильно сказал. Просто если бы ты была внимательнее, то заметила бы, в контракте не указано – по чьему желанию. По моему желанию, дурочка.

В последней отчаянной попытке вырваться, я толкнула его в грудь, но с тем же успехом можно было пытаться сдвинуть кирпичную стену.

Я попятилась, кожей чувствуя, как в воздухе сгущается концентрация агрессии.

– Мне так нравится твой русский акцент, Нина, – мягкой хваткой сжал он мое горло. Странно, но в этой грубости была и некая ласка, будто он не хотел делать мне больно, но ему приходится.

Уоллер толкнул меня, не слишком сильно, но я упала. Когда мой затылок коснулся пола, я успела подумать с горечью о своих прежних желаниях. Много лет назад папа нанял на работу Тимура Перегудова. Шестнадцатилетняя я считала его самым красивым парнем в мире, влюбилась и унижалась, таскаясь за ним по нашему просторному московскому дому. Хорошая девочка мечтала о плохом. Тимур определенно был плохим, криминальным типом. Нельзя было влюбляться в него и думать о нем спустя годы, тогда, возможно, наши пути с Марком Уоллером никогда бы и не пересеклись.

– Ванна справа по коридору, – отпустил девочку после того, как удовлетворенное тело расслабилось, посылая в мозг импульсы чистого удовольствия.

Оставив ее на полу посреди холла, я поднялся в душевую на втором этаже. Бросил свою одежду в бак для грязного белья и до упора открыл краники, так, чтобы из душевой лейки посильнее хлестало по плечам и спине.

Закрыл глаза, позволяя тяжелым водяным струям молотить мою вспотевшую кожу. «Темное эхо», как мы его называли, выплеснулось и затаилось до следующего приступа.

Хэл привез Нину очень вовремя, хотя по-другому и быть не могло, наступление приступа можно было просчитать заранее и едва ли не до минуты.

Нина…

Она была такой трогательной в незабудковом сарафане. И эти ее длинные сережки…

Я ведь специально молотил боксерскую грушу перед ее появлением, надеялся, это хотя бы немного смягчит мою агрессию. Но нет, девчонке досталось по полной.

Перед внутренним взором растерянное лицо, вскрик, когда толкнул ее. Отчаянное сопротивление, когда рвал голубой сарафан. Треск разрываемой ткани звучал также громко, как и ее крик. Кружево бюстгальтера натянулась, я и его разорвал.

Ее теплое дыхание с привкусом малинки до сих пор ощущается на моих губах. Видимо, малиной пахнет помада, которую я слизал, целуя мягкие губы. Правда то, как жадно я впивался в ее рот, трудно назвать поцелуем. Нина меня укусила, я чувствовал на языке привкус крови, что лишь сильнее завело меня. Голова плыла, а тормоза посрывало сопротивление девушки и ее нежный запах.

Большинству из нас было наплевать. Мы заплатили свою цену за успех, а отдуваться приходилось девчонкам. Мой лучший друг Кенни бросил свою девушку, с которой вместе рос в приюте, он до сих пор сохнет по ней, но не может допустить, чтобы она стала девочкой для битья.

Всего одна встреча с Ниной, и я тоже больше не хочу делать ей больно. Только вот парадокс заключается в том, что я теперь не хочу никакую другую девочку в принципе, кроме Нины. Она оказалась девственницей, и по этому поводу у меня много вопросов к Хэлу и Джермейну.