Хорнблауэр и «Отчаянный» - стр. 7
Вот первая горькая пилюля, которую надо проглотить. Теперь предстоит разобраться, почему же он просчитался. Ответ Хорнблауэр знал с самого начала, но – и за это он презирал себя еще сильнее – не хотел себе признаваться. И все же это так. Он заставил себя не думать о скором отплытии из-за Марии. Не хотел огорчать ее и потому не позволял себе заглядывать далеко в будущее. Он бездумно плыл по течению в надежде, что счастливая случайность спасет его от необходимости нанести Марии такой удар.
Здесь Хорнблауэр резко себя одернул. Счастливая случайность? Чушь. Он командует своим собственным кораблем, и его посылают на передовую. Это блестящая возможность отличиться. Вот это и есть счастливая случайность – досадным невезением было бы остаться в порту. Хорнблауэр почувствовал хорошо знакомую дрожь возбуждения при мысли об опасности, о том, что придется рисковать репутацией – и жизнью, – выполняя долг, завоевывая славу и (что еще важнее) утверждаясь в собственных глазах. Он пришел в себя: он видит вещи в нормальных соотношениях. Он прежде всего флотский офицер и лишь потом – женатый мужчина. Но… но… от этого не легче. Ему все равно придется вырываться из Марииных объятий.
Дольше стоять в дверях было бы неприлично. Надо вернуться, несмотря на душевное смятение. Хорнблауэр вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
– В «Военно-морской хронике» будет неплохо выглядеть, что главнокомандующий провозгласил тост за молодую чету, – говорила миссис Мейсон. – Ну, Горацио, у некоторых ваших гостей пустые тарелки.
Хорнблауэр все еще пытался изображать радушного хозяина, когда увидел в дальнем конце комнаты озабоченное лицо трактирщика – только со второго раза стала понятна причина его появления. Он впустил в комнату нового рулевого со шлюпки «Отчаянного» – Хьюита. Тот был маленького роста, и Хорнблауэр сначала его не заметил. Нехватку роста Хьюит восполнял широченными плечами, а лицо его украшали великолепные черные бакенбарды, вошедшие недавно в моду у обитателей нижней палубы. С соломенной шляпой в руке он враскачку вошел в комнату и, козырнув, протянул Хорнблауэру записку. Адрес был написан рукою Буша – как положено, хотя и несколько старомодно: «Горацио Хорнблауэру, эсквайру, капитану и капитан-лейтенанту». Пока Хорнблауэр читал, собравшиеся молчали – немного невежливо, на его взгляд.
«Шлюп Его Величества “Отчаянный”
2 апреля 1803 года
Сэр, я узнал в доке, что первый лихтер готов к нам подойти. Повышенная оплата для докеров не разрешена, посему работа закончится не раньше заката. Я почтительно предполагаю, что мог бы поруководить погрузкой, коль скоро вы не сможете вернуться на борт.
Ваш покорный слуга
У. Буш».
– Шлюпка у пристани? – спросил Хорнблауэр.
– Да, сэр.
– Хорошо, я буду там через пять минут.
– Есть, сэр.
– Ой, Горри, – укоризненно сказала Мария. Нет, это было разочарование, не укоризна.
– Моя дорогая… – начал Хорнблауэр. Он подумал было процитировать «Ты не была б мне так мила…»[3] и тут же отказался от этой мысли – вряд ли его жене пришлась бы по душе эта строчка.
– Ты возвращаешься на корабль, – сказала Мария.
– Да.
Не может он оставаться на берегу, когда надо работать. Сегодня, подгоняя матросов, он загрузит не меньше половины припасов. Завтра они все закончат, а если артиллерийский склад поддастся на уговоры адмирала, то успеют загрузить и боеприпасы. Тогда он сможет послезавтра на рассвете выйти в море.