Хорнблауэр и «Атропа» - стр. 4
– Да, дорогая, – ответил Хорнблауэр, радуясь, что она его не видит.
Делом он занимался малодостойным и отнюдь не приятным. Уже через несколько минут он почувствовал, что навес под ним очень жесткий. Потом заболели ноги. Он попытался изменить положение, и тут же понял, что делать это надо осторожно, иначе нарушается плавное движение судна. Рулевой сердито заворчал, поскольку Хорнблауэр не оттолкнулся вовремя правой ногой и баржа немного замедлилась.
– Толкайте, сэр, – повторил он.
Так они и двигались в гипнотическом кошмаре. В кромешной тьме не слышалось ни звука – при такой скорости «Королева Шарлотта» совсем не поднимала волн. Хорнблауэр толкал и толкал. Ноги ныли. Сквозь башмаки он чувствовал, что кирпич кончился – подошвы упирались в голую скалу, грубо обработанную кирками проходчиков. Это еще усложняло дело.
Он услышал вдалеке негромкий звук, какое-то слабое бормотание, и понял, что уже довольно давно, неосознанно, слушает его. Звук усиливался и постепенно перешел в громкий рев. Хорнблауэр не знал, что это, но, поскольку рулевой явно не волновался, решил не спрашивать.
– Подождите-ка, сэр, – сказал рулевой, и Хорнблауэр, не зная, что думать, перестал толкать.
Рулевой, по-прежнему ничего не говоря, завозился рядом. Потом он накрыл их обоих брезентом, так что снаружи остались только ноги. Под брезентом было не темнее, чем снаружи, но очень душно.
– Давайте дальше, сэр, – сказал рулевой, и Хорнблауэр послушно уперся в стену.
Под брезентом непонятный рев казался глуше. Струйка воды громко застучала по брезенту, потом другая, и тут Хорнблауэр понял.
– Вот и он, – сказал рулевой.
Сквозь потолок туннеля пробивался подземный ручей. С оглушительным ревом водопад обрушился на судно, грохоча по крышам кают. Крики женщин потонули в шуме. Давление воды прижимало брезент. Затем поток ослаб, сменился маленькими струйками и наконец остался позади.
– Там впереди только один такой, – раздался в душной темноте голос рулевого. – После сухого лета лучше.
– Ты не промок, Горацио? – спросила Мария.
– Нет, дорогая, – отозвался Хорнблауэр.
Простой ответ произвел желаемое действие, не давая повода к дальнейшему разговору. Ноги у Хорнблауэра, естественно, промокли, но после одиннадцати лет в море это было ему не в новинку – больше тяготила усталость. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем по брезенту вновь застучала вода, и рулевой объявил: «Вот и он». Судно проползло под водопадом, и рулевой, со вздохом облегчения, стянул брезент. Хорнблауэр, изогнув шею, увидел что-то далеко впереди. Глаза его давно привыкли к темноте, и в этой-то темноте, невероятно далеко, виднелось что-то крохотное, не больше песчинки – дальний конец туннеля. С новой силой Хорнблауэр принялся толкать ногами. Устье приближалось, из песчинки оно превратилось в горошину, приняло полукруглую форму и продолжало расти. Стало светлее. Наконец стали видны темная поверхность воды, неровности на своде туннеля. Вновь пошла кирпичная облицовка, двигаться стало легче.
– Шабаш, – сказал рулевой, толкнувшись в последний раз.
Хорнблауэр все не мог поверить, что не нужно больше толкать, что они вышли на свет, что на них не обрушатся больше подземные реки и не придется опять задыхаться под брезентом. Баржа медленно выскользнула из устья туннеля, и, хотя солнце светило по-зимнему неярко, Хорнблауэр на какое-то время ослеп. Пассажиры громко заговорили – голоса их звучали как грохот воды по брезенту. Хорнблауэр сел и, моргая, огляделся. На бечевнике стоял человек с двумя лошадьми, он поймал брошенный рулевым конец, и вместе они пришвартовали баржу к берегу. Здесь сходили многие пассажирки, они начали выбираться наружу со своими кульками и курами. Другие ждали на берегу, готовясь сесть на судно.