Хор больных детей. Скорбь ноября - стр. 22
Он все смотрит на лицо до смерти напуганными глазами, пока я шепчу ему в ухо:
– Слушай, я разбавил твой кокс метамфитамином, и он еще лучше, чем тот, к которому ты привык. Ты слишком часто бодяжил свою дурь. Если собрался что-то делать – так делай хорошо. Ты сегодня уезжаешь, Фред, и уезжаешь без Сары.
Он бьется как рыба, вынутая из воды, и я убираю ладонь, чтобы его было слышно.
– Нет! Моя рука! Нет, ты…
– Мой брат любит ее, и она, я думаю, начинает влюбляться в него. Смирись с этим несколько странным фактом.
– Несколько странным! Ой! О боже… боже, послушай…
Это плохо кончится, когда Сара протрезвеет, и, возможно, кончится сумасшествием, но так почти всегда. Я говорю ему:
– Скажи спасибо. Во всем этом есть утешение, новая надежда для всех. Так порадуйся ей.
Отпускаю его, и Фред со стоном падает на колени. Несмотря на сломанную руку, его переполняет облегчение оттого, что я наконец его отпустил. Сую ему в карман сотню баксов, тащу вниз в гостиную и выталкиваю через парадную дверь на крыльцо. Он скатывается по ступенькам на лужайку, продолжая стонать в унисон с ритмом виршей Джонаса, а также с криками гагар и стрекотом кузнечиков.
Мэгги, скрытая ивами, бдит на своем посту.
ТЯЖЕЛОЕ ГРОХОТАНЬЕ ГРОМА в тучах, движущихся на восток, нарастает по мере приближения ливня. Река уже неистовствует, поднявшись на полфута выше обычной высоты. Крутые выступы берегов высвечиваются при каждом ударе молний, а небо приобрело цвет трехдневного синяка. Даже пинатель собак, должно быть, сидит дома. Нет ни следов двенадцатого размера, ни грязных отпечатков на собачьей шерсти. Собаки снова берут угощения от хозяев, повиливая хвостами. Но они продолжают выть, и причина известна.
Когда наконец разражается дождь, мир начинает выглядеть иначе, но не чистым и свежевымытым, а гладким и блестящим. Вода пульсирует под оконными стеклами. Она стекает по деревьям и домам, проглатывая нас и выпивая. Видно, как она обтекает шпили, острые выступы и капустные пальмы, постоянно борясь за внимание окружающих.
Проезжающие машины врываются в этот непрекращающийся шум более мягкими звуками – брызги, всплески, хруст под колесами и визг тормозов. Все лучше, чем постоянный барабанный грохот и шум ветра. Широколобые сцинки носятся по стенам и падают в воду. Молнии свирепо проносятся по небу, и от этих внезапных разрядов волосы встают дыбом. Барабанные перепонки готовы разорваться. В лесах вспыхивают пожары, но ливень тут же их тушит. Почти хочется увидеть бушующий огонь, потому что это стихия, которая может хотя бы на миг возникнуть наперекор ливню.
На парковке у Лидбеттера внезапно образовалась куча трупов. За две ночи трех пьяных нашли утонувшими в лужах почти полуметровой глубины, которые образовались с одной стороны обочины, где уклон сильнее. Мужики весом под сто килограмм, чьи двухметровые кишки были полны пива, медленно кружились по остановившемуся водостоку, сжимая в руках цепочки для ключей. Стоит вырубиться в подобный ливень – и ты мертвец.
Лачуги в заболоченном поселке сливаются с лавиной грязи и скатываются в трясину. Ветхие хижины на окраине округа Поттс просто разваливаются на куски, и семьям приходится перебираться в трейлеры и курятники.
Доди, которой раньше нравилось танцевать под дождем, бегать по двору и умолять меня присоединиться к ней на качелях, теперь ненавидит журчание льющейся воды и стук по крыше. Она не может заснуть и просто лежит скрючившись в ногах кровати. Ей нужна компания, и я перехожу с ней в другую комнату.