Хомский без церемоний - стр. 6

Это не список обязательной литературы.37 Я бы и не стал ожидать, что некто, действительно не являющийся (как честно признаёт Хомский) анархистским мыслителем, будет так же начитан по теме анархизма, как тот, кто анархистским мыслителем действительно является. Чтобы понять анархистскую идею не нужно большой начитанности. В конце концов, у Годвина и Прудона не было мыслителей-анархистов, у которых они могли бы поучиться своему анархизму, но они и по сей день остаются одними из его выдающихся толкователей.38 Но всякий, кто думает, что анархистская мысль началась с Прудона или Бакунина и была доведена до совершенства и представлена в пересказе Рудольфа Рокера, неизбежно будет иметь узкую и бедную концепцию анархизма, которая в лучшем случае устарела, а в худшем – радикально неверна.

Когда Хомский обсуждает более ранних мыслителей-анархистов, он только демонстрирует своё невежество и левацкие предрассудки. Он ссылается на Макса Штирнера как на человека, оказавшего влияние на американских сторонников экономического невмешательства (235), – людей, которые купили или украли в США название «либертарианцев», которое первоначально относилось и, в сущности, относится только к анархистам. Я не обнаружил никаких следов этого влияния. Штирнер отвергал свободную конкуренцию.39 Мало кто из правых либертарианцев осознаёт роль анархистов-индивидуалистов, таких как Бенджамин Такер и Джозеф Лабади, в сохранении некоторых теоретических основ их идеологии.40 Штирнер такой роли не играл.

«Заметки об анархизме» Хомского (118—132) впервые появились как введение к книге Даниэля Герена «Анархизм».41 Герен, бывший марксист, понимает анархизм – как и Хомский42 – самым марксистским образом, считая эти теории несовместимыми. И всё же в этой небольшой книге, которую Хомский – я надеюсь – прочёл до того, как написал к ней предисловие, Герен посвятил четыре страницы сочувственному изложению идей Штирнера и их места в полномасштабной анархистской теории. Герен продолжил – это должно было шокировать Хомского – соотносить идеи Штирнера с идеями любимого Хомским Бакунина.43 У Штирнера нет абсолютно ничего, что поддерживало бы капитализм или свободный рынок. Но есть нечто принципиально важное, что Хомский разделяет с либертарианцами свободного рынка – то, чему Штирнер непримиримо противостоит: идея естественных прав. Хомский горячо в них верит (173). Согласно Штирнеру, «люди не имеют от природы никаких прав».44

Я вернусь к этому действительно важному вопросу о естественных правах позже, сейчас я просто хочу сказать, что Хомский перепутал себя со Штирнером, заподозрив последнего в сродстве с прокапиталистическими либертарианцами. Есть ирония и в том, что Хомский часто цитирует или ссылается на барона Вильгельма фон Гумбольдта. Этот прусский аристократ и бюрократ защищал – не анархизм – но то же самое минимальное государство, то же самое государство в роли ночного сторожа, то же «крайнее невмешательство»,45 что и сейчас правые либертарианцы.

Хомский знает, что фон Гумбольдт предусмотрительно оставил свой труд «О пределах государственной деятельности» для посмертной публикации, что он был создателем авторитарной прусской государственной системы образования и что он отметился в составе прусской делегации на Венском конгрессе 1815 года (который пытался вернуть Европу к состоянию, в каком она была до Французской революции). Хомский должен знать это, поскольку об этом говорится во введении к цитируемой им книге фон Гумбольдта. Но Хомский, очевидно, никогда не читал Штирнера, а потому он не имеет морального права обсуждать его или пренебрегать им. Барон фон Гумбольдт очень ясно говорил о своём политическом идеале: «Государство должно воздержаться от всякой заботы о положительном благе граждан; оно не должно делать ни одного шага далее, чем необходимо для их безопасности друг от друга и от внешних врагов; ни для какой другой цели не должно оно стеснять их свободы».