Холодный ветер, строптивая вода - стр. 41

Он был одет в золотую сутану, которая играла на солнце металлическими нитями и жемчужной вышивкой. Его руки были в перчатках, а пальцы усеяны перстнями разных цветов.

Я скрепя сердце опустилась перед ним на колени, вложив свои руки в его.

– Принимаем тебя в свое внимание, дочь моя, – сказал он, символически перекладывая мои руки в ладони главы Храма в Эмеральде, которому предстояло смыть с невесты короля прежние религии и обратить ее в новую веру.

Этот храмовник был моложе, но все равно в годах. Его темные волосы были коротко острижены. Глаза были довольно неопределенного цвета, потом я разглядела в них крапинки всех оттенков, отчего глаза его меняли цвет в зависимости от освещения и настроения. Рот очень чувственный, мягкий. Принадлежи он женщине, я бы сказала, зовущий к поцелуям. Епископ Гамас всегда держал его чуть расслабленным, имел привычку облизывать губы. Телосложения он был среднего. Витторино сказал, что именно с ним обычно считается королевский совет, потому что архиерей Ведотуттор больше занимался внешней политикой и распространением веры Храма Всевидящего Ока. Именно с епископом Гамасом предстояло иметь дело мне как королеве, поскольку он общался с королевской семьей напрямую. Епископ был одет в праздничную сутану алого цвета, расшитую золотыми глазами.

Он ласково пожал мне руки, улыбнулся, взял под руку и повел в Храм. Вот тут я и увидела, что этот Храм совершенно другой конструкции, чем наши храмы пяти богов: круглый зал, купол с круглым отверстием, через который видно небо. Он напомнил мне римский Пантеон.

Новообращенные должны были пройти через купель, где символически омывались от прежней веры, а затем переодевались в другие одежды. Я вошла в серебристом платье, выйти должна была в золотом. Обычно омовение происходило публично, но так как речь шла о будущей королеве, да еще о девице, то меня провели в закрытую купель за алтарем с изображением золотого глаза, где после того, как меня раздели до рубашки, остались только я и епископ Гамас.

– Дочь моя, – епископ приблизился и положил мне руки на плечи, – отрекаешься ли ты от старых богов?

– Отрекаюсь, – ответила я.

– Готова ли омыться в чистой воде истинного знания и веры?

– Готова.

И тут епископ Гамас потянул рубашку вниз. Широкий вырез, который и так оставлял плечи открытыми, позволил рубашке предательски соскользнуть чуть ниже.

Я схватилась за него, не давая епископу спустить ее до конца.

– Не бойся, дочь моя, для омовения ты должна быть обнажена.

Он стоял очень близко ко мне и говорил тихо.

Я помотала головой. Еще не хватало! Меня даже мой жених голой не видел. Еле удалось вымолвить:

– Я буду в рубашке.

– Перед истинным богом нужно предстать такой, какой ты пришла на этот свет, дочь моя.

Тут он сильнее потянул рубашку вниз. Послышался треск нитей, ткань сползла с моей груди. Было стыдно. А еще я ощутила абсолютное бессилие. Что я могла сделать? Закричать? И опозорить себя как будущую королеву? Рубашка упала к ногам. Я поспешила залезть в теплую воду. Купель была неглубокая, примерно по пояс. Я присела, чтобы скрыть грудь, и скрестила на ней руки. Хотелось плакать.

Епископ Гамас начал проговаривать текст отречения, далее перечислил мне правила Храма. Зачерпнул золотой чашей, похожей на ладью, воду, вылил мне на голову и начал читать молитвы. Затем вдруг достал губку в пенном мыле и велел встать поближе. Закатав рукава, он провел губкой по моему лбу, и мне пришлось закрыть глаза, чтобы пена не попала в них. Затем по плечам, а потом вдруг прикоснулся к груди.