Холодный путь к старости - стр. 43
***
Открывали вагоны ранним июньским утром и замерзшие мухи падали с содрогавшихся дверей на землю, как мелкие комочки грязи. Таможенник зашел в вагон, проверил коробки с продуктами и в крайне расстроенных чувствах вышел. Взяток не предвиделось, взять нечего: колбаса и сыр заскорузли до того, что напомнили таможеннику синтетический каучук. И всего этой пропастины приехало около двухсот тонн…
ТАМОЖНЯ
«Знание не только сила, но и деньги»
Таможенника звали Веня Куробабкин. Неудовлетворенный зарплатой и северными надбавками, он внимательно следил за законодательством, чрезвычайно изменчивым в период российской перестройки. Взбалмошная верховная власть ничем не отличалась от других организаций и имела свои показатели работы – количество инициированных законов. Каждый депутат стремился лидировать, вот и старались так, что уследить невозможно.
Образование стоит денег, и Веня Куробабкин взял на себя неофициальную учительскую миссию по отношению к юридически необразованной клиентуре. По вечерам он засиживался за чтением, выискивая тонкости отправки грузов, и это принесло ему немало дивидендов, особенно после заключения таможенного союза между бывшими союзными республиками: Россией и Белоруссией. «Чего же боле? Если таможенный союз, значит, можно без затруднений переместить свой скарб из одного государства в другое», – посчитал народ, но на таможне стоял Куробабкин, знавший все.
На Крайнем Севере Сибири обосновывались люди со всех уголков почившего Советского Союза, вмещавшего в себя пятнадцать союзных республик и уймищу разных народов и народностей. Переселенцы, вполне естественно, стремились перевезти вещи. На Север ехали контейнеры с пожитками и мебелью, стоившей в Белоруссии дешевле, чем в России. Хозяева контейнеров, получив уведомления, собирали друзей, заказывали машину и ехали на грузовые вокзалы. Настроение прекрасное, и осмотр вещей вместе с инспектором таможенного поста Куробабкиным казался формальностью.
Беспечная веселость исчезала с лиц владельцев контейнеров и сменялась напряженной тревожностью, когда Куробабкин с непонятной им скрупулезностью вчитывался в этикетки на каждой табуретке, диване, мягком уголке…, внимательно осматривал каждый предмет домашней обстановки. Искал он мебель, произведенную не в Белоруссии, а также мебель без этикеток: это был его хлеб. Тогда Куробабкин вставал величаво, как оперный певец, и сурово произносил заученную и отрепетированную тираду: «По постановлению таможенного комитета…»
Народ галдел, чего-то объяснял, а Куробабкин спокойно ждал, когда кто-либо отзовет его в сторону и скажет:
– Слышь, друг, кому нужны эти доски, кроме нас? Вот сто долларов. Больше не могу. Мы быстро погрузимся и уедем и ни слуху ни духу.
Куробабкин никогда не соглашался сразу:
– Как вы можете? Я ж при исполнении. Это взятка…
Такое отступление давало возможность нарастить предлагаемую сумму.
– Вот двести долларов. Больше нет, – говорили ему.
Возникал пустой кошелек, Куробабкин успокаивался и тихой скороговоркой тарахтел:
– Перегружайте вещи, и через полчаса чтоб вас здесь не было…
Случалось, ничего не предлагали и даже ругались. Тогда Куробабкин поступал безжалостно: контейнеры у бестолковых хозяев арестовывал. «Дураков надо учить», – так рассуждал он и весь согласованный коллектив таможни. Учили людей, неграмотных в области особенностей российской коммуникабельности, шустро и весело.