Холодные звезды (сборник) - стр. 142
Много подопечных вырастил Наставник Пер. Я замер у стены, скользя взглядом по улыбающимся детским лицам, надеясь – и боясь – узнать свое.
Но вначале я увидел маленького Тага. В детстве он был более светловолосый, но я его узнал. Гана тоже, без труда. В этой группе фотографий остались еще два мальчика. Один – ярко-рыжий, веснушчатый, про таких говорят «Матушка их любит», улыбающийся во весь рот.
– Инка? – спросил я.
– Инка, – тихо подтвердил Наставник. – Он погиб… остался там… прикрывая Уход.
– Таг мне рассказывал, – кивнул я.
Значит, вот это – я?
Кажется, единственный неулыбающийся ребенок на всей стене. Насупившийся, даже напряженный.
Вряд ли Наставник не мог улучить другой момент, чтобы снять мое изображение. Видно, это показалось ему более правильным, правдивым.
– Я всегда был такой серьезный? – спросил я.
– Как правило, – согласился Наставник. – Даже когда проказничал.
Он еще мгновение смотрел на фотографию Инки, потом отошел к терминалу. С нарочитой бодростью воскликнул:
– Значит, так, двенадцатая группа! Вы в гостях у интерната на трое суток!
– Ура, – серьезно сказал Ган.
– Гостью из… э…
– Седьмая группа, Наставница – Сени Аруано, – напомнила Катти.
– Гостью из седьмой группы это тоже касается.
– Ура, – согласилась Катти.
– Временную работу вам найдем. – Пер вздохнул. – Медобследование никогда лишним не будет, лекция ребятишкам о чужих формах жизни – тоже. Ну а тебе, Ган, придется порыться в наших управляющих системах.
– Все то же старье стоит? – солидно поинтересовался Ган.
– А нам сверхбыстрые системы ни к чему в общем-то, – пожал плечами Пер. – Так, где бы вас поселить…
Он коснулся терминала. Экран засветился.
– Ваша комната занята, – с сожалением сказал Наставник. – Ох, ну и бардак у этой группы…
Я сделал несколько шагов к столу.
На экране была узкая, длинная комната. Вид сверху. Четыре кровати, на двух – раскиданная одежда. Брючки, рубашки, белье. Продырявленный камешек на нитке. Изображение все время двигалось, наплывало, отступало, в него попадали стены, дверь, окна, словно камера жадно и пристально вглядывалась в чужой дом. Вот хищный быстрый наплыв – раскрытая тетрадка. Камера скользнула вдоль строчек, разворачиваясь, чтобы удобнее было читать. Кажется, стихи.
– Их Наставник… по-моему, Дон…
Пер покосился на меня.
– Что с тобой, Никки?
Я молчал.
– Кстати, первый тест. – Старик заулыбался. – Как бы ты справился с этой ситуацией и приучил ребятишек к порядку?
Изображение опять сменилось. Камера заглянула в санитарный блок, неодобрительно задержалась на скомканных и брошенных в угол носках…
– В первую очередь я бы не подглядывал в чужие комнаты, – прошептал я.
Наступила мертвая тишина.
– Это не чужая комната, Никки! – отчеканил Наставник. – Это подопечные нашего интерната.
– Они знают, что за ними наблюдают?
– Разумеется! Разумеется, нет!
Камера брезгливо заглянула в унитаз и поплыла прочь из санитарного блока.
– Это гнусно, – сказал я. Оглянулся, ища в лицах друзей поддержки.
Нет, не дождусь.
– Что гнусно, Никки?! – возмущенно воскликнул Пер. Дряблое старческое лицо задрожало в немом возмущении. – Гнусно – не позволить малолетним сорванцам смыться из интерната на космодром? Гнусно – пресекать недостатки в самом начале? Гнусно – увидев, что дети болтают за полночь, включить инфралучи и дать им выспаться перед новым чудесным днем?