Холодное лето 1402-го. Том 1 - стр. 2
Свет, сочившийся через дверной проем, сначала высветил только тень от нового действующего лица. Огромное темное пятно разом накрыло почти все помещение, но еще через несколько секунд она резко ужалась, и на пороге замерла какая-то старуха.
«Точно, ей же просто светит в спину…»
Невысокая, вряд ли больше метра, но довольно коренастая. Неприятную внешность дополняли короткие узловатые пальцы, такое же уродливое лицо, с несуразно утолщенным носом, маленький рот и нечеловечески длинные уши, к тому же еще и перемещенные почти к самым щекам. Она замерла, словно бы специально давая на себя полюбоваться. Но на самом деле старуха пыталась что-нибудь рассмотреть сама.
Некоторое время она подслеповато щурилась, а я старался уже не столько рассмотреть в ней что-то новое, как мучительно пытался, наконец-то поверить, что и правда все это вижу. Вот так – в живую!
«Гоблинша…»
Слово всплыло откуда-то из подсознания, и даже на мгновение во мне не шевельнулось желание оспорить эту подсказку. Благодаря декорациям в эту чушь пришлось поверить сразу. И пока я пребывал в прострации, глаза старухи выдали какой-то желтоватый, почти кошачий отблеск, и она уверенно двинулась налево.
Неожиданно ловкая и подвижная для своей стариковской внешности, бабка извлекла откуда-то из лохмотьев здоровенный тесак и начала примиряться к одному из истерзанных тел. Ее внимание привлекло уцелевшее бедро подвешенного на крюк женского тела.
«Ну да, мяса там куда больше, чем на ребрах…» – циничная мысль была прямо к месту на этой фабрике абсурда.
Несколькими умелыми движениями бомжиха отделила ногу. Ее явно не беспокоила санитарии, потому что когда добыча рухнула на пол, первым делом она примерилась, и ловко отмахнула себе кусочек «вкуснятинки» – тонкую пластинку мякоти, которую тут же и заживала.
Не могу даже предположить, благодаря чему я все же не блеванул.
Зрелище было то еще, а схарчив первый кусок и, что-то одобрительно забормотав, старуха стала примеряться ко второй порции, но тут ее внимание привлекло что-то в моей части подвала.
Внутри по-прежнему было мало что видно. Очевидно, именно поэтому она не стала рассчитывать на зрение, а развернувшись, резко пригнулась и стала …принюхиваться?
Я находился куда дальше от дверного проема, и мне-то освещения как раз хватало, чтобы рассмотреть, как неприятно подвижен ее длинный кривой нос. Ее огромные ноздри, украшенные парой бородавок с пучками длинных седых волос и без них, несколько раз расширились, и старуха довольно уверенно двинулась в мою сторону. Нет, в отличие от меня, она не выглядела обеспокоенной. Скорее – приятно заинтригованной. Запах ей явно нравился.
«Да что ж тебе надо? Жри свое мясо и убирайся, тварь!» но мысленные команды людоедка слушать не собиралась.
Пока я в панике сдерживал себя, стараясь не сорваться и с дикими воплями не рвануть прочь – были сильные сомнения, что в темноте и среди трупов, я смогу хоть как-то удивить ее в беге – опасная гостья приближалась.
В ее движениях появилась мягкая охотничья вкрадчивость и легкость. Сейчас, когда она плавно стелилась над полом, тварь выглядела куда опаснее, чем даже с тесаком, который оставила там же возле отрезанной ноги.
Второй штабель из трупов, частью которого я был, неизвестные рационализаторы уложили плотно к стене, именно поэтому людоедка смогла подобраться ко мне пусть немного под углом, но все же со стороны ног. Я все еще не знал, что стану делать, когда мы сблизимся, но неожиданно наполнился решимостью драться…