Холодное блюдо - стр. 17
Между тем цвет жидкости в котелке заметно поменялся, она стала совершенно прозрачной, золотистой, а по края побежали пузырьки. Отряхнув руки – Лиза увидела, как с пальцев сорвались и канули среди пузырьков крохотные радужные искры – Маша отошла от горелки и сказала веснушчатому юноше:
– Васенька, через пять минут вылей в большой котел и медленно помешивай двадцать минут, понял?
– Понял.
– Хаким! – из-за занавески вынырнул ещё один очень юный помощник и подошёл к шеф-повару. – Рыба разделана? – тот кивнул. – Нарежь на порционные куски. Присоли, поперчи, чуть сбрызни белым вином, когда Василий домешает, будем выкладывать.
Шагнув чуть в сторону из-под шатра, она присела на табуретку и зажмурилась. Лиза подошла поближе и спросила:
– Говорить можешь, или лучше не трогать?
– Говорить – могу, – усмехнулась Мария, не открывая глаз. – Делать какое-то время ничего не смогу. Садись тут вот рядом, спрашивай. Ты ж из этих, из журналистов?
– Корреспондент «Магического вестника» Елизавета Бартенева, – с законной гордостью подтвердила Лиза.
– Ого! Ну, спрашивай, если есть вопросы.
– Полно! – раскрыв блокнот, акула пера нацелилась карандашом на первый из подготовленных вопросов. – Это магия воздуха, воды? Какая стихия?
– Сложно сказать. Нет, правда, сложно. Я ничего не скрываю, просто у меня резерв небольшой, но зато одинаковый в четырёх стихиях – вода, воздух, жизнь и что-то вроде ментала, но узконаправленного. Вот скажи, ты сколько оттенков вкуса яблока различаешь?
– Понятия не имею, – призналась Лиза чистосердечно.
– А я как-то посчитала из любопытства. В одной только антоновке больше тридцати. Поэтому, сколько бы мне отец ни говорил, что быть поваром – это недостаточно для княжны, я-то лучше знаю, для чего я гожусь.
– Ну, хорошо, оттенки вкуса. То есть, ты отличишь, если в яблочном пироге будет не та же антоновка, а, скажем, штрифель?
– Шутишь – фыркнула Мария. – Я отличу, если в него положат не цейлонскую корицу, она же кинамон, а чиньскую кассию!
– Это классно! – вал вдохновения подхватил Лизу, и вопросы посыпались, словно горох из мешка…
Ощущения были классические: во рту словно табун ночевал, виски ломит, в затылке молоточки стучат. Марина открыла глаза и охнула, таким резким показался ей дневной свет. Она выпростала руку из-под одеяла, в которое ухитрилась туго-туго завернуться («Вот почему мне снилось, что меня связали!») и нащупала на тумбочке часы.
– Половина двенадцатого… Ах, холера, выходит, я всё пропустила! И ни один гад не пришёл и не разбудил. Впрочем, – тут она усмехнулась и снова поморщилась, так отдалось в голове. – Впрочем, похоже, что, если бы и приходили будить, я бы не услышала.
Женщина окончательно выбралась из постели и, пошатываясь, побрела в ванную. Там взглянула в зеркало и снова усмехнулась:
– Да-а, похоже, вчерашний вечер останется незабываемым в памяти бывших друзей… Ладно, для начала умоюсь, потом подумаю, что делать.
Когда Марина вернулась в каюту, обнаружилось, что недобрые слова из её уст звучали зря – как минимум, экипаж яхты о ней позаботился. На столике стоял поднос, на котором исходила паром кружка с горячим бульоном, сухарики в вазочке поблескивали кристалликами соли, рядом стоял заварочный чайник и всё, что к утреннему чаю полагалось. Поздний завтрак был накрыт стазисом и потому остыть не мог. Тем не менее, Марина покривилась и сказала хрипло: