«Ход конем» - стр. 3
За спинами заключённых быстро выстроилась шеренга лагерной охраны. Толстый капрал, явно получая от процедуры удовольствие, взмахнул рукой и встал на цыпочки. Конвой вскинул ружья. Рука упала вниз, раздался сухой залп.
Унтер-офицер, видя никчёмность своих солдат, дёрнул из поясной кобуры уставной вальтер. В этот момент Шальке ударил заключённого сапогом в живот, и тот отлетел от Альбы. Кауфман кинулся к собаке, а рядовой вскинул свою винтовку, но его остановил унтер-офицер.
– Отставить, Шальке! Это организатор побега. Завтра утром вздёрнем его на плацу. Синий язык повешенного – лучшее назидание противникам воле Рейха!
Вымещая свою бестолковость и страх, кто-то из охранников несколько раз врезал Алексею сапогом по печени. Потом его брезгливо схватили за ворот робы и поволокли к машине. Тёмная кровь из разодранной руки почти сливалась с чёрной придорожной жижей.
Крохами ускользающего сознания он удивился чистым сапогам одного из охранников. Потом неожиданно возникли розовые облака на выцветшем зимнем небе. Короткий полет и удар спиной о доски кузова, который разом выбил из Алексея сознание.
Грузовик лагерной охраны рычал и фыркал что есть мочи. Его кидало из стороны в сторону по скользкой дороге. Это даже была не дорога, а всего лишь направление движения.
Солдаты ругали проклятые югославские дороги, проклятый город Биха, проклятую погоду и, конечно же, проклятого недоумка Дитриха, который вёл этот трижды проклятый грузовик.
Алексей пришёл в себя; грузовик скользил по грязи из стороны в сторону, на ухабах и рытвинах его подбрасывало и подкидывало. Он лежал лицом вниз и сквозь щель в полу смутно видел мелькавшую под колёсами дорогу.
Очередная кочка подкинула машину и отозвалась болью во всём теле. Израненная Альба отозвалась грозным рыком на его стон. На спину Алексея тут же опустился сапог Кауфмана.
– Спокойно, Альба! Загрызть его я тебе не дам. Сам бы хотел, но нельзя. А ты, моя хорошая, не переживай – завтра всё равно он сдохнет, – с радостью утешил пса проводник.
Через какое-то время дорога выровнялась, машина поехала быстрее, а солдаты повеселели. Страх, который всю дорогу выедал солдатские души, потихоньку исчез. Съездили на задание, с партизанами не встретились, живы остались, беглецов поймали, так что можно рассчитывать и на поощрение от командования! Обменявшись шутками с охранниками на КПП, солдаты запели «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин», отбивая такт сапогами, демонстрируя всем окружающим свой несокрушимый воинский дух и готовность с честью и блеском исполнить любое приказание начальства.
Объехав пулемётную вышку, прикрывающую главный въезд в лагерь, где стоял невозмутимый часовой, грузовик затормозил возле штрафного барака.
Солдаты выпрыгнули из машины, следом сбросили на землю окровавленного Алексея. Двое рядовых, стараясь не испачкаться, поволокли беглеца к зданию.
– Куда его? – спросил солдат у унтер-офицера.
– В карцер, пусть проветрится до утра. Но учтите, если он неожиданно сдохнет, то завтра утром я вас в петлю запихну, причём двоих в одну. Понятно?
– Так точно, герр офицер! – солдаты синхронно кивнули головами и поволокли заключённого дальше по коридору барака.
Загремели засовы, заскрипела дверь, Алексея бросили на бетонный пол карцера. Он упал плашмя и даже не пошевелился.